5

Лицо ее было цвета нарциссов, розы цвели на ее ланитах, фиалковым цветом мерцали ее глаза, а кудри вились пышнее, чем плющ. Все цветы цвели на луге ее лица.

Ахилл Татий – это Уайльд античности, а «Левкиппа и Клитофонт» - это античный «Портрет Дориана Грея». Не в плане тематики, конечно, но в плане эстетизма. Первая книга «Левкиппы и Клитофонта» - просто-таки эталон безупречно-эстетической прозы. Больно читать – настолько это все эстетски Прекрасно, настолько Ахилл Татий – the creator of beautiful things. Дочитав же первую книгу, я сказал себе: «Если такими же будут и остальные книги этой книги, то книга «Левкиппа и Клитофонт» войдет в число моих самых-самых любимых книг» :) Но остальные книги все же не совсем такие. Вообще, я думаю, что чистый эстетизм неспособен концентрировать свою Красоту слишком долго, эстетизм достаточно быстро выдыхается, да ведь и сами эстеты – не самые выносливые ребята на свете (оно и понятно, трудиться в поте лица – это совсем неэстетично). Да, я скажу, что и в «Портрете Дориана Грея» тот запредельный уровень ожиданий, который задается в первых главах, затем не вполне воплощается в реальности прекрасных слов Уайльда. Впрочем, об этом стоит поговорить отдельно, когда речь и зайдет о Дориане, пока же речь у нас идет о Клитофонте и о Левкиппе.

Перед нами разворачивается история античной любви: Клитофонт, которому отцом предназначено жениться на своей сводной сестре Каллигоне, предпочел влюбиться в свою двоюродную сестру Левкиппу – дочь брата отца. Но Клитофонт еще недостаточно опытен в любовных делах, а потому он просит совета у своего более искушенного двоюродного брата Клиния, влюбленного в юношу Харикла. О, «Клиний и Харикл» - это отдельная история, в которой эстетская концепция Прекрасного находит свое полнейшее выражение. Юный Харикл – это версия Дориана Грея, и, как и всякий Дориан, он может страшиться лишь одного – что время отнимет у него его Красоту. Однако ужасный конь убивает прекрасного Харикла (поверьте, это не совсем спойлер) – его обезображенное тело являет собой удивительный контраст той красоте, которая еще так недавно была зрима. Вот и выходит, что бренно-прекрасный Харикл был обречен увяданию, тогда как ужасно-обезображенный труп Харикла является гарантией, что он так навсегда и останется Прекрасным. Парадокс… но речь то у нас идет о Клитофонте и о Левкиппе.

О ланитах же Левкиппы уже было сказано – никто не в силах устоять перед ними. Кстати, а что такое ланиты? Можете смеяться надо мной, но я до сих пор не знаю, сейчас, однако, сбегаю в гугл и узнаю. Ланиты – это щеки, конечно. «Она едва-едва коснулась моей ланиты, и рой блаженства облепил все мое естество». Нет, это не Ахилл Татий, это некто И.И. Лажечников, автор едва ли кем (и, конечно, не мной) читаной книги «Ледяной дом». В самом деле, зачем надо писать «Холодный дом», когда можно сразу написать «Ледяной». Впрочем, я как обычно, увлекся, а речь то у нас все никак не зайдет о Клитофонте и о Левкиппе. О Клитофонте, влюбившемся в Левкиппу.

Что ж, Левкиппа тоже не прочь влюбиться в Клитофонта – перед нами ни в коем случае не история неразделенной любви, где добрая Лотта издевается над незадачливым Вертером, или где злая Настасья Филлиповна мучает не менее злого Рогожина, или где сложнодушный Дориан измывается над простодушной Сибиллой. Нет, если Клитофонт полюбил Левкиппу, то и Левкиппа полюбила Клитофонта. Более того, они совсем не прочь приобщиться, так сказать, к таинствам Афродиты, но у них никак не получается – на дворе еще не 21 век, а потому не такое это простое дело. Вообще крайне любопытен правовой аспект брачных отношений в описываемое время, я в праве не силен, но, похоже, что познав «таинства» они могли просто считаться законными супругами. Правда, я так и не увидел, где проходит четкая грань между законными отношениями и беззаконными.

Но, повторюсь, ну не получается у них никак. То мать Левкиппы заходит в самый неподходящий момент, то Левкиппу убивают, то пытают, потом опять убивают, и все время соблазняют (не забываем про ланиты), но она никак не поддается, она бережет себя для Клитофонта, произнося мимоходом поистине прекрасные речи:

Я же безоружна, одна, и я женщина. Одно лишь у меня оружие — свобода, и вам не выбить ее из меня плетьми, не вырезать железом, не выжечь огнем. Никогда я не откажусь от нее. Если даже начнешь жечь меня, то убедишься, что огонь не достаточно горяч для нее.

А удалось ли ей себя сберечь или нет – подскажет пещера Пана и суд сиринги. Что это значит? Вот и узнаете, дочитав до конца. Я же, дочитав книгу до конца, бросился в самое начало, чтобы почитать о книге. И чего я только там не прочитал! Ахилл Татий, оказывается,

иронизирует над примелькавшимися штампами греческого романа, имея в виду читателей, которые различат в знакомом материале новые черты и сумеют оценить их. Менее искушенные могут не заметить иронии и отнестись ко всему всерьез: Ахилл Татий рассчитывает на тонкий слух.

!!! Я, несомненно, принадлежу к тем, кто никакой иронии не заметил, да ее в романе и в помине нет. Так что ухожу тренировать, то бишь истончать свой недостаточно тонкий слух:)