4

Эта работа, написанная в постреволюционном Петрограде, под влиянием страшного голода чудом сохранилась (набор рассыпали), не оценена должным образом, хотя недавно и была перепечатана. Отчасти это происходит из-за терминологии («соц. агрегаты» и пр), которую использовал в книге Сорокин для пущей «научности», а также экскурсами в области физиологии и медицины, которые были связаны с темой голода.
Но на главное мало обращают внимание. Прожив несколько страшных лет в государстве «РСФСР», которое поклонниками «октября Семнадцатого» характеризовалось как «первое в мире социалистическое государство», выживший социолог показал и доказал, что социалистический опыт был далеко не первым. Конечно, сорокинское понимание социализма было далеко от пропагандистских сказок о дороге к земному раю. Социализм в своей сущности – это огосударствление всего и вся, диктатура обожествляемых вождей, произвол разросшегося чиновничества. Откуда это берется? Причины в той же мальтузианской ловушке, когда разросшемуся населению при неразвитых технологиях не хватает «хлеба». Эти дефициты и «ущемление пищевых рефлексов» резко усиливаются войной и последующей разрухой. Исследователь голода пишет: «следствием как войны, так и революции оказывается милитаризация, централизация и «военная коммунизация» общества, т.е. тот же принудительный этатизм». Последний и является по Сорокину «социализмом» – тем самым¸ по которому сегодня столь многие ностальгируют, забыв про карточки, пайки, очереди, «колхозы», хронический дефицит и постоянные заботы о продовольственном обеспечении семьи. С подачи М.М.Ростовцева и других историков, социолог считает, что подобие «социализма (принудительного этатизма) наблюдалось к концу истории Рима:
на месте Римского государства возникает близкое к предельному принудительно-этатическое общество.
Главнейшие проявления этого подъема принудительного коммунизма таковы:
1) Власть становится абсолютно неограниченной и деспотичной. Ее верховный носитель – божество. (…)
2) Полная централизация и всесторонняя опека населения и всей его деятельности.
3) Полная потеря свободы.
4) Государственное «плановое» хозяйство и уничтожение частной промышленности и торговли.
5) Фактическое уничтожение денежной системы.
6) Замена ее натуральными повинностями.
7) Система пайков для разных категорий населения.
8) Бесконечно возросшая армия чиновников.
Словом, все опекается, все регламентируется, все принудительно регулируется сверху.
«Третий Рим» закончил примерно тем же. Конечно, не большевики все это придумали, но своей политикой они довели ситуацию до края, усиливая принудительный этатизм и мешая обществу выбраться из ситуации постоянной нехватки продовольствия, то есть восстановиться после катастрофы. Этого сделать так и не удалось. Сам Сорокин ошибался, предсказывая изменение ситуации и надеясь на падение коммунистов в связи со смертью Ленина и т.д.:
«Смерть Ленина – не только безвозвратная потеря для советского правительства, но катастрофа, которая, объединившись с другими факторами, приведет к ниспровержению большевистского режима», писал Сорокин, уже эмигрант в Америке, с своем яростном некрологе на смерть большевистского главаря («Ленин. Фанатик и антисоциальный экстремист»).
В 1920-е годы была надежда, что с нэпом удастся смягчить диктатуру и вернуться к нормальной хозяйственной жизни, но история пошла другим путем и потребовала от России новых десятков миллионов жертв. То есть социализм, возникший как реакция на недоедание населения, приняв дикторские формы, политически душил и уничтожал экономику (взять хотя бы трагическую судьбу русской деревни, которая в свое время поддержала революцию, как оказалось, себе на погибель). То есть принудительный этатизм и его рецидивы – это путь к уничтожению России и «утилизации» ее народа. Воистину, «нет у революции конца». Когда русские люди, жившие часто плохо, но сознающие, что надо самим искать решение своих проблем, превращаются в советских «социальных животных», выдрессированных «коммунистическим государством» и привыкнув к «этатизму» и «патернализму», просто не могут решиться на риск самостоятельного и свободного от опеки госчиновников существования, то надеяться такому социуму не на что. Удастся ли сломать механизм (само)уничтожения, российского общества, запущенного столетие назад и перейти на трудную и проблемную дорогу творчества и развития – вот настоящий вопрос-вывод, который следует из сорокинской «социологии революции», которую ученый развивал в лучших своих трудах.
Таким образом, многое из того, что Сорокин понял и раскрыл в самые опасные годы своей жизни, нам еще предстоит усвоить.