0 "Очередь" Михаила Однобибла. Литература из заповедника.

В прекрасном сериале Паоло Соррентино "Молодой Папа", вышедшем на экраны совсем недавно, есть занятный эпизод. Герой Джуда Лоу папа римский Пий XIII задает своей подчиненной вопрос, кто же, по ее мнению, является самым важным писателем, режиссером, художником последних десятилетий. И сам на этот вопрос отвечает: Селлинджер, Кубрик, Бенкси. Что общего между этими фигурами? Правильно, некая завеса тайны, медийное самоубийство, затворничество. А теперь давайте подумаем, кто из русских писателей этого же периода вызывает неизменный интерес публики, несмотря на то, что выдает чуть ли не по роману в год? Конечно, Виктор наш Олегович Пелевин. И параллели с вышеперечисленными персонами очевидны. Впрочем, в 2016 году оказалось, что не одним Пелевиным богата земля русская, коллекция литературных загадок и мистификаций пополнилась еще одним именем - это Михаил Однобибл, чей роман "Очередь" не только чуть было не взял "Нацбест", но и был назван сразу несколькими критиками главной книгой года. И, на мой скромный взгляд, вполне заслуженно.

Можно долго рассуждать о причинах литературной аскезы Однобибла, но на спланированную стратегию, подобно той, что выстраивает молодой папа в сериале Соррентино, это не похоже. После того, как немного улеглись нацбестовские страсти и разговоры о том, кто же на самом деле этот Однобибл - Михаил Елизаров или сочинская писательница Вероника Кунгурцева - мы узнали некоторые факты биографии неизвестного писателя и (о чудо!) даже прочитали его интервью.

Так что вместо медийного самоубийцы мы получили скорее монаха-затворника современной русской литературы, изредка выходящего в мир (речь тут, конечно, не о религии, а об образе жизни). Как и герой своего произведения (некий безымянный учетчик бригады Рыморя) писатель просто стремится быть подальше от городского абсурда и мирской суеты. Оказалось, что Михаил Однобибл трудится в Кавказском биосферном заповеднике. Настоящего же имени автора мы не узнали и по сей день.

И вот здесь уже, пожалуй, наступает время предупредить потенциальных читателей, клюнувших на загадку, о том, что "Очередь" - произведение совсем не располагающее к развлечению. Чтение этого сложного и, как принято говорить, "многоуровневого" романа - серьезный труд, за который, конечно же, воздастся сторицей. Ну а раз мы уж назвали эту книгу" многоуровневой", то и попробуем для порядка "разложить" ее на смысловые, тематические и идейные пласты или "планы", как в свое время поступил знаменитый джойсовед Хоружий, комментируя "Улисса" (без претензий на хоружевскую фундаментальность, естественно).

Начнем с реального плана. Здесь, на первый взгляд, все просто. 1980 год, страна, в которой по некоторым бытовым деталям (пятиэтажки, столовая, музей в храме) можно узнать СССР. Небольшой провинциальный городок, возможно, Козельск, где жил сам автор. Привязаны ли романные декорации к фактической реальности и конкретной исторической эпохе на самом деле? Вдумчивый читатель понимает, что нет.

"Очередь" - это не то, чтобы совсем не про СССР, это, скорее, не только про СССР. Это про любое общество, где гибнет рациональное начало, царит бюрократический произвол, а здоровые законы и стандарты предельно извращаются.
Сюжетный план романа весьма незатейлив. Учетчик сезонной рабочей бригады, сбившись с пути, приходит из леса в город и попадает в таинственную очередь, где стоят соискатели на трудоустройство. Попытки выбраться из этой очереди, по сути, и составляют событийную канву романа. Особой остроты сюжета от книги ожидать не стоит. Пожалуй, только в главах, где учетчик скитается и прячется, в надежде убежать из города, проявляется приключенческо-авантюрное начало и читатель попадает на крючок. Но и этот крючок голый, Однобибл вовсе не помышляет о какой-то сюжетной приманке. Поэтому стоит запастись терпением и попытаться докопаться до самой сути. Именно на это и настраивает читателя автор, отказываясь от неожиданных сюжетных ходов.

Так как любой разговор об этом романе начинается со сравнения с текстами Франца Кафки, то следующий план, о котором обязательно стоит сказать - план, собственно, кафкианский. Так что же общего между Кафкой и Однобиблом? Формально довольно многое связывает "Очередь" с тем же "Замком". Но лишь формально. Однобибл, конечно, совсем не подражатель и даже не продолжатель традиций Кафки. Он всего лишь воспользовался универсальным методом знаменитого автора. Конечно, "Очередь" своей интонацией, плотностью и вязкостью повествования, абсурдностью социального устройства напоминает прозу Кафки. И даже сюжетный строй романа очень похож на "Замок". С одной оговоркой - у этих романов абсолютно разнонаправленные векторы развития действия. Землемер у Кафки стремится во что бы то ни стало пробиться в замок. Учетчик из романа Однобибла изо всех сил противостоит городу, очереди, пытается вырваться обратно на волю, в лес.

Тематический план романа не менее интересен. Первое, на что обращаешь внимание - оппозиция "город" - "загород", и симпатии автора явно не на стороне городской культуры. Тяжелая, но простая и понятная "природная" жизнь на сезонных работах влечет учетчика, но городская "взломанная", нарушенная система не только удерживает и не возвращает героя к естественной жизни, но и притягивает остальных сезонников уникальными возможностями. Каждый мечтает влиться в высшую касту служащих, хотя шансы на это ничтожно малы. Расплачиваются за попытки трудоустроиться очередники "вечным" блужданием по этапу. Собственно, сам процесс этапирования занимает важное место в символике романа. Этап - своеобразный исход, но не в поисках земли обетованной, а в надежде на возвращение к гармоничной личности, подлинному "я". Это уже своего рода загробная жизнь, мытарства, дающие надежду на общность, единение душ. Не удивительно, что учетчик предпочитает эти почти сакральные блуждания прочим благам извращенной цивилизации.

Стоит ли размышлять на тему противостояния личности и государства в романе? Действительно, может показаться, что учетчик противостоит государственным механизмам, пытаясь вырваться из цепких лап очереди. Однако очередь - явление во многом стихийное, "предгосударственное", которое лишь пытается копировать деятельность чиновничьего аппарата. Реальному противостоянию личности и власти в романе уделено не так много внимания. Поэтому подобная поверхностная "гуманистическая" трактовка только упрощает проблематику романа, уводит читателя в сторону.

Интересно реализуется в романе тема любви, дружбы, отношения полов. Характерно уже то, что человек очереди лишен каких-либо обязательств по отношению к ближнему своему и живет только личными интересами. При этом ограбить, вытолкнуть из очереди своего соседа становится чуть ли не обязанностью, не исполняя которую очередник идет против неписанных законов. Таким образом, право на интимные отношения сохраняют только люди, находящиеся, так или иначе, вне очереди.
Помимо служащих, это либо изгнанные очередью (швея), либо стремящиеся ее покинуть по своей воле (учетчик), либо находящиеся в двойственном положении - и в очереди, и в миру - как, к примеру, Римма. В целом же интимная линия романа столь худосочна, что и упоминать о ней рецензенты не считают нужным. Отношения главного героя и Риммы напоминают нам скорее об ответственности и взаимоподдержке, нежели о романтике и страсти. А нравы и порядки очередников неплохо иллюстрируют индивидуализм и эгоцентризм современного человека.

Как и любой другой сложный и насыщенный текст, "Очередь" - идеальное поле для трактовок, интерпретаций и филологических исследований. Можно описать, к примеру, яркие обороты - фразеологизмы, которых ни в одном фразеологическом словаре не отыщешь. Это остроумные авторские выражения, ими буквально пестрит письмо бригадира Рыморя, они встречаются в речи очередников. Можно попытаться интерпретировать аннотацию к роману: "Тема "Очереди" – перегибы массовой индивидуализации после Великой Амнистии 1930-50 гг. в СССР". Любопытно, не правда ли? Особо увлеченным стоит заняться разгадыванием некоего авторского послания из пяти букв, зашифрованного в тексте. Впрочем, подобные постмодернистские игры несколько меркнут на фоне бездны смыслов, открывающихся читателю. Роман "Очередь" - вовсе не игра ради игры и не очередная литературная головоломка. Это большой русский роман идей, в котором гармонично уживаются и поиски положительного персонажа, и кафкианский абсурд, и метафизические глубины, и социальная проблематика.

Источник