5

Эта книжка удивительна своей структурой. Каждая глава – как свидетельское показание всех более-менее значимых знакомых Фолтына. Вот только расследования никакого по факту нет, разве только что им можно окрестить духовные поиски (да какие там поиски, он уже всё нашёл) автора (нашёл, и теперь хочет посвятить в это читателя, распространить свою точку зрения). Объём расследования и временные рамки потрясают: показания дают друг детства, «первая любовь», университетский сосед, жена, и многочисленные т.н. «коллеги по искусству». Показания эти великолепны тем, что даются людьми спустя долгое время, с довольно критичным и взвешенным отношением к прошлым самим себе и прошлому Фолтыну. Просто ммммм!

Особенно хорош рассказ про детство гг. Из него следует, что у Фолтына были задатки, но слишком уж он увлекался внешней стороной дела. Шевелюрой своей… Если ты в душе творец, то ты и с лысиной таковым останешься. И вместо того, чтобы развивать задатки, он только мечтал, да пытался выстроить видимость успеха. Довыстраивался.

Удивительно, что жена его, женщина бесцветная, по свидетельствам многих гостей, оказалась ещё и вполне себе рассудительной, холодной и довольно мягкосердечной по отношению к гг. Будь у неё иной характер – и нам пришлось бы жалеть эту женщину, а такая в данной ситуации она вызывает только уважение.

Почему-то мысль о плагиате вкралась ко мне в голову задолго до того, как повёл свой рассказ доктор Петру.

Троица студентов консерватории (у которых крал Фолтын) и слепой Каннер, пожалуй, самые интересные персонажи. И потому что они действительно талантливы, и потому что – студенты и раздолбаи, и потому что играючи создают. Не отрицают себя в том, что создают, как Ян Троян.

А вот последний как раз, строгий и взыскательный, и, как ни странно, именно поэтому призванный Фолтыном за-ради инструментовки, вроде бы выражает точку зрения Чапека, но в итоге ударяется в патетику, с толкованиями Библии, и т. п., и диктует то, что творец должен пренебрегать своим «я». Вот это – единственное не понравилось. Если бы все, создавая что угодно, пренебрегали бы собственными взглядами, если бы не выражали индивиуальное своё, если бы в творчестве не отражался характер создателей – всё было бы однообразным и одинаково патетичным. Кажется, будто здесь просто неточно выражена мысль о вреде фанатичности тщеславия.