5

Запоминающаяся книга. Автор пишет хорошо, живо, умеет избегать громких фраз и сентиментальности, рассказывая о своей блокаде, беллетризируя свое детство. В определенной лаконичности (но не сухости!) и есть сила этой книги, как ни банально это звучит, часто заставляющей чувствовать комок в горле.

Я работаю на Малом проспекте Васильевского острова, так что заметная часть повествования разворачивается в шаговой доступности. Я даже прошелся по описанным в книге местам, ощущая легкую экзистенциальную сопричастность к героям книги.

Страшна, пожалуй, именно вот эта обыденность войны, то, как люди быстро привыкают к опасности, к смерти и лишениям. Особенно дети, горизонт памяти которых куда уже, им просто почти не с чем сравнивать, ранние детские воспоминания растворяются на фоне военной жизни. Налеты, обстрелы, гибель соседей и родных, занятия в школе, очереди за товарами по карточкам, столовые, холод и голод.

В книге просто и подробно описаны и те, кто умел «устраиваться», имел хорошее снабжение и совсем не похудел в страшную первую зиму. Есть и описание толкучки, страшной меновой торговли, на которой некоторые нажились, собрав коллекции искусства и прочих раритетов (этот же сюжет был когда-то довольно хорошо раскрыт в «Подпаске с огурцом» сериала «Следствие ведут ЗнаТоКи»). Но нет ненависти, нет осуждения, есть только некая гордость за то, что родители девочки не из таких.

Любопытно, как печатали книгу в 1970-м? Убрали ли что-то? В целом нельзя не заметить, что автор и в изданном варианте, в детской, в общем-то повести, пишет нелицеприятные вещи, в том числе и про слухи о торговле человечиной. Я бы сказал, что эта маленькая повесть – хороший пример, что и в 1970-м не было принято лакировать память о войне слишком грубо.

Есть в этой повести много знакомых, канонизированных примет блокады. Радио, его постоянное участие в жизни города-фронта (хотя про метроном ничего нет!), огороды во дворах и на площадях, съеденные кошки, вода в бидонах и кастрюлях из Невы, замершие на улицах автобусы и троллейбусы. Но вот про светящиеся брошки я не знал, те, что использовали для того, чтобы в темноте не натыкаться друг на друга.

Я читал и испытывал довольно осознанный страх за своих детей. Как это страшно для родителей – оказаться в такой ситуации, когда ты не знаешь – чем их кормить. Я бы хотел, чтобы они потом прочли эту простую и настоящую книгу, чтобы помнили своего прапрадеда, погибшего осенью 1941 на ближних подступах к Ленинграду, своего прадеда, пережившего первую блокадную зиму в городе, а затем эвакуированного. Банально, но такая связь поколений кажется мне нужной.