8А класс "Мечтатели" — 1256 книг

Отснятым материалом первых двух кассет я был, без преувеличения, удручён. Я изложил свои замечания и разъяснения на 14-ти страницах с весьма мягкими по обеим кассетам резюме. Более всего я был удивлён безмыслием режиссёра — мне стало ясно, что Пташук, несмотря на годовой подготовительный период и наши продолжавшиеся в общей сложности десятки часов беседы, совершенно не владеет материалами фильма. Более того, мне стало ясно, что Пташук картину провалит. <...>Что же было в моих замечаниях, оказавшихся пусковым импульсом для развёрнутой против меня Пташуком и Семаго год назад информационной войны?!
Но вот лишь малая часть того, что содержалось в моих заметках по двум первым кассетам:

Солдаты костюмно не декорированы, на всех добротное новое обмундирование… Ни пожилых или зрелого возраста солдат, ни знаков отличия, кроме двух одиноких медалей, ни нашивок за ранения, ни выгоревшего, поношенного и даже с заплатами обмундирования… Прилегающая к дороге местность какими-либо приметами, знаками, следами войны совершенно не декорирована. Нет даже попытки воссоздать атмосферу войны, и это при изображении земли Белоруссии, по которой колесо войны дважды прокатилось со всей чудовищной тяжестью». «Актёры взвинчены и рвут страсти в клочья…». «Непонятно, зачем на всех героев надели портупеи. Их не выдавали и не изготавливали так же, как и форменные фуражки, с начала войны, и в сорок четвёртом они были большой редкостью, особенно в действующей армии, и потому являлись броской приметой, а это героям фильма совсем не нужно, более того, не приемлемо! Для чего на всех трёх героев надели портупеи? Для того, чтобы этой униформой они выделялись и окружающие сразу понимали, что это — люди одной группы? Тут всё доведено до абсурда… В большинстве эпизодов не виден художник-постановщик, кадры не организованы и не наполнены изобразительно. Нет работающего второго плана и нет работы с массовкой — их никто не озадачил, и они ведут себя как истуканы: у массовки и у эпизодических персонажей отсутствует физическое действие… Удручает огромное количество однообразных дублей — есть и десятый, и даже шестнадцатый, словно девиз на съёмочной площадке: „Плёнки не жалеть!“». «Возникает ощущение, что режиссёр не осваивает предварительно эпизод, не готовит его, не продумывает в деталях, убеждённый, что импровизация вывезет, а она, как свидетельствует материал, не вывозит. Возникает ощущение, что Михаил Николаевич на съёмочной площадке одинок, что на картине нет ни второго режиссёра, ни ассистентов, ни художника-постановщика. Отсюда отсутствие изобразительного наполнения кадра работающими визуальными деталями…». «В этой кассете, как и в первой, — отсутствие физического действия у массовки и эпизодических персонажей… И опять нет атмосферы войны, нет воздуха времени, а есть игра в войну, игра в солдатики…».

С появлением Семаго (продюсера), тотчас начавшего оплодотворять режиссёра «творческими» идеями, стали трансформироваться и образы героев. Характеризируя того же Алёхина, Пташук в своём интервью сказал: «Алёхин — умница, настоящий русский интеллигент» («ЛiМ», 02.04.1999 г.). А вот каким спустя четыре месяца в отснятом материале оказался этот самый герой: не совершившего никакого преступления шофёра Борискина «настоящий русский интеллигент» с силой хватает за грудки, за шею, за лицо, за голову, прижимает к стене. Непотребность этого эпизода была прежде всего в том, что Борискин на семь воинских званий ниже применяющего к нему силу Алёхина и потому не может, не имеет права на силу отвечать силой. Амикошонство и наглость Алёхин демонстрирует и в обращении с начальником фронтового склада, пожилым майором. Имеющего ранения и награды, старшего по званию офицера Алёхин хватает, хлопает по плечу, держит за спину, грубо наезжает на него и прижимает к стене. Ничем не провинившегося, годящегося ему в отцы человека «умница, настоящий русский интеллигент» хватает и прессует, как омоновец азербайджанца на современном подмосковном рынке.

И Пташук, и Семаго явно впечатлены американским кичевым кинематографом, где в сотнях фильмов сержанты и лейтенанты полиции применяют силу и бьют, хватают за лицо, применяют болевые приёмы и всячески прессуют и негров, и латиноамериканцев, и белых. Однако в США подобным образом полицейская низовка обращается с уголовниками: с убийцами, грабителями, наркоторговцами, сутенёрами, т. е. с людьми, знающими, что от этого сержанта или лейтенанта по американскому законодательству зачастую зависит, сядет преступник в тюрьму или же, выдав необходимую полиции информацию, по закону о сотрудничестве с властями — сотрудничеству, оформленному в данном случае рапортом полицейского, останется на свободе.

Полицейские в американских фильмах мордуют уголовных преступников, а «умница, настоящий русский интеллигент» Алёхин — ничем не провинившихся военнослужащих, участников войны. Здесь и в других эпизодах недоумие режиссёра опускает сугубо положительный образ даже не до нуля, а в минус — в откровенный негатив.

На съёмочной площадке действительно творилось безумие. В тридцатиградусную жару солдаты в металлических касках до бесчувственного состояния, до солнечных ударов неделями маршировали для очередного дубля. В съёмочной группе было до 30 человек, имелись и консультанты, но никто не подумал о бессмысленности происходящего.

Если бы Пташук не находился на особом привилегированном положении, если бы всё делалось как положено, то на «Беларусьфильме» ему сразу сказали бы: «Михаил Николаевич, для съёмки передвижения войск вы запросили на месяц полторы тысячи человек и сотню грузовиков. Ни в литературном сценарии Богомолова, ни в романе эпизодов с массовым передвижением войск на шоссейных дорогах нет. Возможно, они в картине нужны. Тогда это надо обосновать и оформить соответствующими решениями студии и министерства. Также не мешает спросить мнение автора».

Если бы ко мне обратились, я бы охотно объяснил, что сложнопостановочные эпизоды с массовым передвижением войск и техники не нужны, более того, они не совместимы с сюжетом и содержанием фильма. Суть происходящего в картине (и в романе): в условиях подготовки важнейшей стратегической операции предпринимаются невероятные усилия для сокрытия переброски и сосредоточения войск и техники. Делается всё возможное, однако действующая в тылах фронта группа высококвалифицированных немецких агентов, несмотря на чрезвычайные меры предосторожности, добывает и передаёт информацию, получить которую вроде бы невозможно.

Открытое, среди бела дня передвижение тысяч военнослужащих и сотен единиц боевой техники — это совсем другой сюжет, несовместимый с данным кинопроектом и требующий другого содержания и совершенно иных действий главных героев. Открытое массовое передвижение войск лишает картину смысла, и так по частицам утраченного во многих других, особенно в оскоплённых, эпизодах.

К сожалению, режиссёр взялся снимать сложнопостановочные массовые эпизоды, не представляя, как это делается. 24 августа 1999 г. в Госкино РФ я спросил Пташука: «Миша, сколько у вас ассистентов по массовке?» — «Ни одного! — с непонятной гордостью сказал Пташук. — У меня даже второго режиссёра нет!». Меж тем в американском кинематографе, которому попытался подражать Пташук, при съёмках сложнопостановочных эпизодов с массовкой на площадке работают ассистенты по массовке, объясняющие статистам, что именно, как и в какой последовательности они должны делать. Там каждый попадающий в кадр наделяется конкретным физическим действием, и в этих сценах экран дышит, живёт. В отснятом же материале, словно глухослепые, маршируют не реагирующие ни на что молодые парни в касках. Массовка не озадачена, она истуканит, и выглядит всё это игрой в солдатики. Кстати, в США за отвлечение военнослужащих от исполнения обязанностей воинской службы киностудия платит армии и флоту 100—200 долл. за человека в сутки! Так что там, в Америке, использование 800 человек в течение месяца обошлось бы кинопроекту более чем в 2 млн. долл. Но Америка меня не волнует, а вот молодых белорусских солдат, неделями в жару впустую мучавшихся из-за амбиций, дури и полной безответственности трижды совершеннолетних Семаго и Пташука, искренне жаль. Тем более, что от весьма дорогостоящих сложнопостановочных эпизодов с передвижением войск в картине осталось всего ничего.

Мне не раз говорили: «Замечания ваши были верными, точными, и они были реализованы». Замечу, что это правда: эпизоды и кадры, вызвавшие у меня неприятие своим недоумством, нелепостью и непродуманными импровизациями, режиссёр, осмыслив и с опозданием поняв, без жалости вырезал и выбрасывал. Однако вырезанное не переснималось, и таким образом картина оскоплялась: выбрасывались потребные для сюжета, для содержания фильма и системы образов и, безусловно, необходимые для драматургии реплики, кадры и даже эпизоды.

После премьеры на «Лiстападзе» мне звонили несколько человек из Минска и задавали различные вопросы. Двое, к примеру, спросили, откуда на контрольном пункте появился Таманцев. И я им объяснил, что перед этими кадрами вынужденно был вырезан большой кусок. К сожалению, подобных непроясненных и непонятных для зрителей несуразностей и нестыковок — монтажных и смысловых — в готовой картине оказалось более двух десятков. И это неизбежные последствия вынужденного многомесячного оскопления картины без необходимых пересъемок отдельных кадров и эпизодов.

Мне фатально не везло с режиссёрами. Я имел дело с четырьмя режиссёрами, двое из них были очень известными, это Тарковский и Жалакявичюс... Никто из них даже часа в армии не служил. Они не понимают этого. Они не знают этого. А главное, и слушать-то ничего не хотят... Что сейчас надо режиссёрам — экшн, действие. И уже не важно, какая мысль за ним стоит, главное — поток событий, поворотов, наворотов... Так редко можно встретить в кино толкового человека. Вот этот парень, артист Евгений Миронов, это единственный актёр в моей жизни, хотя мне пришлось иметь дело со многими его собратьями по искусству, повторю — единственный, который приехал ко мне перед началом съёмок. И привёз мне 76 вопросов, которые у него возникли при ознакомлении с режиссёрским сценарием. Мы просидели с ним более трех часов. Это была хорошая штука — беседа автора с актёром. Наверное, я чем-то помог ему. Вообще главные герои подобраны замечательно. Но фильм-то снят о другом!