Цензурные правки в тексте романа

Вот у меня есть такое издание — «Голубятня на жёлтой поляне» 1988 года (издательство «Детская литература», ISBN 5-08-001196-3). Так в нём полно очень любопытных цензурных правок. Мелких, но характерных.

В первой части трилогии («Голубятня в Орехове») мне ничего заметить не удалось. А вот во второй («Праздник лета в Старогорске») нашлось две.

Глава «Я бегу, я тороплюсь…». На стр. 188 из текста исчезло полтора абзаца. В которых рассказывалось, что Ерёма покупал табак, курил и утверждал, что таким способом прогревает себе обонятельный блок.

Глава «Наша компания». На стр. 220 схожим образом исчезли два абзаца, в которых Глеб возмущался, что в мире альтернативной (для него) Земли сигареты стоят бешеных денег и сообщалось, что куревом его снабжал Ерёма. Эти абзацы заменены одной фразой «Глебу нравилось беседовать с Ерёмой», которая отсутствует в оригинальном авторском тексте, но без которой теряется связь со следующими абзацами.

Политкорректность образца восьмидесятых. Положительным героям не подобает курить! Впрочем, во втором случае ситуация ещё пикантнее: для цензора было немыслимо, чтобы «в светлом будущем нашем» кто бы то ни было жаловался на дороговизну чего бы то ни было…

В третьей части («Мальчик и ящерка») правок ещё больше. Одна буквально размазана по всему тексту.

Магистр при первой встрече с Яром говорит ему про Глеба и характеризует того словами «бывший террорист, нынче малоизвестный писатель». Через несколько страниц Яр, разговаривая с Глебом, цитирует ему эти слова.

В обоих случаях (стр. 349 и стр. 358) цензор заменил слово «террорист» на «человек вне закона».

И ещё ближе к самому концу (глава «Второй визит Магистра») Яр говорит Глебу в ту же тему: «Ты же отказался от терроризма». Стало (стр. 403): «Ты же отказался от подобных методов». В ответе Глеба «Мы взорвали бы прежде, чем я отказался… Кстати, при чём здесь терроризм?» вторая фраза заменена на две: «Кстати, когда я отказывался? Что ты выдумал?»

Цензор всеми силами избегает слов «терроризм» и «террорист». Чтобы понять причину, надо обратиться к году издания книги. 1988. Разгар «перестройки» и «гласности», когда информацию об угонах самолётов, терактах и т.п. уже не скрывали. Именно тогда эти слова вошли в широкий обиход с однозначно негативным смыслом… и, видимо, цензор не захотел допустить их употребления применительно к заведомо положительному персонажу.

Ещё одно подтверждение этому тезису. Реплика Яра «молчи, террорист», адресованная Альке в гостях у Глеба, превратилась в «молчи, диверсант» (стр. 367). Хотя уж здесь-то слово употреблено в совершенно безобидном переносном смысле.

Тут же рядом и самая забавная правка. Встретившись и познакомившись с Глебом, Яр приглашает его к себе для продолжения беседы, завлекая дополнительным аргументом: «У меня есть бутылочка “Вероны”, очень подходящая для встречи земляков». Бдительный цензор стоит на страже! Стало (стр. 368): «У меня есть полпачки “Вероны”. Этот растворимый кофе очень подходит для встречи земляков.»

Опять политкорректность. Не подобает положительным персонажам употреблять спиртные напитки! Особенно в свете горбачёвской антиалкогольной кампании 1985-87, которая во время подготовки книги к изданию не успела ещё затихнуть. На то, что исправленная фраза стала выглядеть совершенно коряво и неуклюже, цензору наплевать…

Вообще, забавно, как цензор обеляет образ Глеба — «курильщика, террориста, алкоголика», судя по авторскому тексту.

Последняя правка самая загадочная. В главе «Второй визит Магистра» при обсуждении депрессивной погоды и ситуации вокруг неё Игнатик сообщает: «Потихоньку собираются добровольные отряды милиции и спасатели». Цензор заменил это (стр. 404) на «Потихоньку собираются отряды “поддержания порядка и борьбы со стихией”».

Трудно сказать, чем он при этом руководствовался. Возможно, цензора побудила к действию следующая фраза Игнатика, в которой тот говорит о бесполезности данных структур, ибо ими командует известно кто. Не захотел допустить, чтобы такой отзыв соседствовал со словом «милиция»? Намёк в принципе острый. Но на Полуострове под милицией понимается совсем не то, что в СССР на Земле, об этом Чита говорил Яру ещё в первой книге, и эта фраза пропущена без изменений (стр. 43)…

Вот такое вот цензурное издание. Возможно, там есть ещё правки — здесь перечислено то, что сразу бросилось мне в глаза, я не сличал текст специально…