Свидание

Фотографический ​негатив блоковского стиха: день, солнечный парк, сумерки под листвой, аптека, виднеется вдалеке: куда же без неё...
Есть в аптеках что-то вечное; её окна зажигаются с первыми звёздами и горят, светят маяком в глубины вселенной.
В аптеку, вечером, может прийти кто угодно за помощью, и она, милосердная, всех примет: убийцу, ангела, раненого человека, бездомного, проститутку, поэта, любовников, раненого ангела…
Даже чуточку жаль, что моя история, описанная здесь, случилась днём, вдалеке от аптеки.
Я шёл по солнечному парку, нежно переводя свет, словно часы, на вечер, когда у меня должно было состояться свидание с любимой женщиной: я просто надел чёрные очки.
Подняв лицо к небу, я улыбнулся: не то себе, не то, небу: вот было бы здорово, если бы надев чёрные очки, были бы видны и звёзды.
Я так зачарованно смотрел на пустое, синее небо, что шедший вместе с мамой, маленький мальчик, доверчиво поднял головку к небу, но, ничего там не увидел.
С грустью перевёл взгляд на меня… я всё так же стою зачарованный.
Мальчик задерживает руку мамы впереди себя, и оборачивается ещё раз, пристально и нежно смотря на небо, приложив над глазами ладошку, и… происходит чудо: он улыбается невидимым, призрачным звёздам.
Он стоит со мной на островке вечера, посреди дня…
Но вот, мама тянет его за руку, словно за поводок, и я остаюсь в совершенном одиночестве, почти такой же невидимый, как и звёзды.
Интересно, что приснится сегодня этому мальчику? Какому чуду улыбнулся он в небесах?
Просто надев очки, я подсмотрел… детский сон о рае? Сон маленького принца среди звёзд?

Вот, по тропинке, обгоняя меня и моё одиночество, идут парень и девушка.
Рядом с ними бежит каряя собачка на поводке, растущем как бы из запястья девушки, словно она порезала запястье и её душа вырвалась наружу и бежит по солнечной тропинке, оглядываясь то на парня, то на птиц на деревьях.
Собака была похожа на мысли девушки… которых почему-то не видел парень.
А быть может… она была похожа на мои мысли. Собака просто бежала впереди любовной лодки из предсмертной записки Маяковского, с изяществом дельфина, выныривающего из синевы моря впереди корабля.
Собака ласково оглядывалась на парня и девушку, что-то вкусно евших, что-то похожее на их нежные мысли друг о друге, и они были счастливы, и собака была счастлива, ощущая мысли парня и девушки, как любовь, протянутую к ней из её запястья, ощущая её так беззаветно и нежно, что эта любовь двоих, расширилась, словно зрачок ангела, вобрав в себя и счастье собаки и птиц на деревьях и ещё невидимые звёзды.
Этот сверкающий на солнце поводок, словно натянутый трос у райских канатоходцев, так блаженно связывал собаку со счастьем парня и девушки, что если бы тропинка, задремавшая в цветах, которую на миг покинула собака, вдруг вспыхнула тёмным, звёздным космосом, то этот поводок, ласково бы удержал, удивлённую собаку, приподнявшуюся над цветами, парнем и девушкой, мной, зачарованным, сделав её навек сопричастной их общему счастью.

Мне вдруг стало так зябко на сердце, словно бы космос был в двух шагах от меня… а у меня даже не было поводка (канатоходец, сорвался...), и та, кого люблю больше жизни, была словно за 1000 световых лет от меня, и не дойти мне до неё уже никогда…
Боже, девушки наверно и не подозревают, через какие звёздные пространства, добираются к ним на свидание, мужчины.
Интересно, а где пропадают женщины? Однажды, два любящих сердца, встретятся где-нибудь среди звёзд и… не узнают друг друга, словно лунатики на крыше, на самом странном свидании.
Так вот, мне стало так зябко и темно на сердце, так одиноко, что я невольно пошёл в сторону счастья: за парнем, девушкой и их карей собакой.
Я пошёл… совсем в другую сторону от того места, где совсем скоро, вечером, меня должна была ждать любимая.

Счастье парня и девушки, шедших впереди меня, словно излучало какое-то яркое тепло.
Время от времени, собака оборачивалась на счастье и замечала меня, приветливо улыбаясь мне хвостом: я был нежным соучастником в её тёплом счастье, я был солнечным зайчиком в заблудившемся трамвае Гумилёва: я был… андрогинной тенью парня и девушки, их единой, счастливой тенью.
Я просто шёл за счастьем, смотрел на свечеревшее для моих глаз, небо (бывает, что прелестная незнакомка, вдруг улыбнётся тебе в толпе, или кто-то девушке подарит цветы… а тут, мне подарили целый вечер посреди солнечного дня!).
Опустив взгляд на тропинку, я не увидел парня и девушку, с их удивительной собакой.
Я был совершенно один, в незнакомом мне, сумеречном закутке парка и одинокой лавочкой, покрашенной в цвет неба.
И почему я не назначил свидание на этой лавочке? Здесь славно…
Сел на лавочку и стал думать о любимой. Думал о ней как всегда — мучительно и нежно.
В древней Греции, мрачные, мучительные мысли человека, сравнивали с тёмными птицами.
В одном из мифов даже, женщина так сильно тосковала о любимом, держась руками за голову, что из её головы, родилось какое-то удивительное и прекрасное существо.

Моя голова была словно беременна мыслью о любимой женщине.
Голова слегка побаливала. В правом виске, пульсировало… словно голубой листок на заре, ласково бился в окно.
Нет, не листок, нечто большее — улыбался я, — прикладывая к виску свои пальцы: мысль о любимой, словно ножка ребёнка в животе женщины, прозрачной, тёплой болью, стучала мне в висок.
Со стороны, наверное, я был похож на нежного Идиота, князя Мышкина в Швейцарии: я сидел на голубой, как небо, лавочке, и с улыбкой неземного счастья, полузакрыв от умиления глаза, гладил себя по виску и щеке…
В какой-то миг, среди вечера глаз, я опомнился, совершенно выпав из времени.
Я с ужасом представил, что я так сижу уже давно, гладя себя по щеке, где-то в незнакомом, богом забытом, закутке парка, а моя любимая, зябнет в одиночестве в своей сизой блузочке, на вечернем свидании.

Но вечера не было. Приспустил очки на носу: вечер припал на колени и замер в молитве.
Закрыл глаза: ночь и все звёзды вселенной, ласково хлынули в сердце моё, осветив там всё — любовью.
Вдруг, над моей головой, зашелестела прохлада и тьма: крылатая тень пронеслась над землёй. Ещё одна…
Словно моя голова рождала эти крылатые тени: мои мысли о любимой.
В следующий миг, я почувствовал яркую боль в голове.
Приложил руку к затылку, потом поднёс к лицу — кровь на пальцах.
Оглянувшись, я увидел над собой трёх ворон, заходящих на второй круг, в атаке на меня.
Я сначала не сразу понял, что находился рядом с вороньим гнездом, и вороны просто защищали выпавшего из гнезда, воронёнка.
Сроднившись с болью мысли о любимой, которой я причинил боль, я в первые мгновения искренне думал, что
это мысли о любимой терзают меня, словно Прометея.

В какой-то немыслимой покорности, я просто сидел на лавочке и не шевелился, не заслонялся руками от птиц, уже с каким-то небесным состраданием налетавших на меня, стараясь сильно не ранить.
Мимо проходила девушка с парнем и собакой.
Они с удивлением грусти смотрели на меня, но так ничего и не сказали, даже не остановились, словно птицы, я, голубая лавочка возле высокого тополя, были естественным пейзажем этого странного места в парке, были смутной мыслью природы о любви.