Глупая история

...про то, как в Церкви нет Бога, или Смирение гордеца.
Очевидно, что отец Сергий - альтер эго самого Льва Толстого, духовные искания и церковный опыт героя вырастают из авторского опыта, его выводы призваны запечатлеть толстовские взгляды на религию и служение. Однако более небрежного текста мне не доводилось встречать у Льва Николаевича ("Записки сумасшедшего" не в счет, это а-приори набросок, зачем-то опубликованный, как целое). Он как-будто все время куда-то торопится, торопится сказать главное, а главное - в конце, а чтобы до конца дойти и быть понятым, надо так много сказать и объяснить, и он объясняет, но так, что создается впечатление, будто он подтасовывает аргументы под выводы. Скажем, надо ему, чтобы красавец князь на взлете жизни в монастырь ушел, он и вворачивает упоминание о том, что девственность была принципиально важна для Степана Касатского, непосредственно перед сценой, в которой невеста признается ему в любовной связи с императором. А поскольку еще ранее нам сообщили, как факт, что Касатский императора обожал чуть не религиозно, а еще ранее таким же манером обрисовали прямодушный и вспыльчивый характер князя, то и Толстой как бы считает долг психологического обоснования выполненным - герой может со спокойной авторской совестью уходить в монастырь.
И вот происходит многолетнее служение отца Сергия: послушником, иеромонахом, схимником. Он будто бы поднимается на высочайшую ступень - его молитвами происходят исцеления: встают парализованные и прозревают слепые. А он как не чувствовал благодати, так и не чувствует. Только людей по-прежнему не любит да гордится все больше и больше. Ну, то есть Господь исцеляющую силу даровал человеку безблагодатному. Очень необычно, но ладно, на все воля Его. Дошло дело до позорного падения, и отец Сергий, тридцать лет монастырского служения коту под хвост, как последний трусливый мирянин бежит прочь, благо, давно уж помышлял отправиться странствовать и подготовился (снова загодя сюжетная подпорочка приставлена). То есть он целую жизнь провел в монастыре, очень, как нас уверяют, старался, но все упражнения в смирении, все покаяния, все молитвы, выходит, так и не проникли в его сущность, так и остались наружними упражнениями, так и не стали его жизнью, не вошли в плоть, раз при падении он повел себя в точности так, как никогда не повел бы себя настоящий монах? Но и это бы ладно. Однако далее отец Сергий прямо приходит к мысли, что Бога нет. Как? Как может придти к подобной мысли человек, молитвой которого прямо у него на глазах вставали парализованные? Ну, только таким же образом, каким сам Толстой в упор не понимал разницы межды молитвой и заклинанием. Поэтому у него и монах может тридцать лет не знать, что Бог есть любовь.
В общем, как сбежал отец Сергий из монастыря, так и прозрел: я, дескать, хотел Богу служить, а надо людям! У него это все в разных местах помещается. Служить Богу и одновременно любить людей? Немыслимо.
В целом, напомнило "великий шедевр" Водолазкина, в котором главный герой после тринадцатилетнего духовного подвига на ниве православия, как щенок какой-то, бежит набираться европейской "премудрости" у заезжего авантюриста с философскими замашками. Так же нарочито, непоследовательно, без понимания. Ну, только у Толстого написано лучше.