Голоса в сердце (история из жизни)

Когда мне особенно грустно, я вспоминаю этот эпизод из детства.
Детство всё чаще мне вспоминается. Это какой-то грустный закон жизни: когда нечем и некуда жить в настоящем, то память живёт как-то сама собой, и даже больше и ярче чем реальность. Причём живя против течения, как не умеет реальность.
Однажды перед сном я даже подумал, с улыбкой, как с другом, проваливаясь в сумерки дрёмы, что однажды рай и конец света вот так вот незаметно и тихо настанут: людям просто неинтересно, больно и скучно будет жить в реальности, и всем своим сияющим размахом в них заживёт, зацветёт прошлое.
Возможно, религии чуточку ошибаются, и рай, с богом, и тайной бессмертия, находятся не где-то в эмпиреях или за облаками, а совсем рядом с нами, так блаженно близко, что это — уже в нас, в прошлом. Вот было только что, и уже исчезло и вновь позвало нас куда-то из самой глубины сердца..
Влюблённые с разбитом сердцем, вспоминающие, как утраченный рай, то время, когда они были счастливы, знают эту тайну прошлого и свечение самого вещества времени в нашей памяти. Просто этому свечению нужен дополнительный свет, чтобы он окончательно и навсегда затмил бледный свет реальности.

Когда мне было 6 лет, старший брат открыл мне одну из удивительных тайн вселенной.
У нас дома жила черепашка, и он мне сказал, с достоевщинкой, жарким шёпотом, на ушко, что по ночам, в полнолуние, черепашки выползают из панциря, словно бабочки из куколки, и в этот момент они ангельски прекрасны, так прекрасны, что человек не может без слёз взглянуть на них: он плачет от счастья.
Я ждал полнолуния, как свидания. Так оборотни не ждали полнолуния, как я ждал.
Все уснули. Комната заросла ласковым светом звёзд и луны. И тишиной, почти по колено.
В такой тёплой тишине одно удовольствие передвигаться, особенно на цыпочках, словно бредёшь на отмели Леты и ловишь бабочек или стрекоз...
Словно привидение, я накрылся пододеяльником с головой, и спрятался за шкафом, наблюдая за спящей в аквариуме, черепашкой (до этого в аквариуме жил мой кот Барсик, но это другая история. Жил он там в младенчестве, приучиваясь к туалету или «наказываясь». Рыбки в этом аквариуеме никогда и не жили, так что я даже удивлялся, когда видел в детстве, что рыбки живут у людей именно там. У нас был какой-то нарниев, овидиев аквариум. Там жили — Барсик, морская свинка, хомячок, раненая сорока, ящерка. Разумеется, жили они там в разное время).

Боже мой, как я ждал чуда её преображения..
А в это время мой брат тайно наблюдал за мной, сдерживая улыбку.
А потом меня заметила мама.. испугалась, и улыбнулась:
- Сынок.. ты почему ночью сидишь за шкафом, в пододеяльнике? Ты.. не лунатик?
Дурачок ты мой, пошли спать.
- А черепашка?
- Что черепашка?
- Ну.. ты никому не скажешь? Она в полнолуние преображается как оборотень нежный, и выползает из своего скафандра.
- Это кто тебе сказал? Кажется, я знаю кто..
Какой же ты доверчивый у меня. Ты мой романтик..
Проходя с мамой мимо зеркала в прихожей, я увидел себя, голого, в белом, рыцарском «плащике» пододеяльника на плечах, слегка замедлился и прошептал словно в свою будущность это новое для меня слово: романтик..
- Мам, а Рома тоже романтик?
- По своему, да.

Прошло много лет. Черепашку я тогда выпустил в речку, и осенью, смотря как ласточки улетают на юг, искренне искал среди них нежный силуэт той, в кого превратилась моя черепашка.
Прошло много лет..
Меня в детстве смущало это: разве года могут пройти? Разве что-то может пройти?
Я почему-то думал, что всё в мире следует одним законам. А я был с детства влюблён в луну (я даже думаю, что я тогда в детстве был на свидании с луной, когда ждал черепашку. Я смотрел на неё в окне, любуясь почти до слёз и даже разговаривал с ней шёпотом. Или так я предчувствовал Ту самую женщину, которую встречу в грядущем, женщину, символизирующую смуглую луну?).
Времена года для меня, а значит, и года, были подобием 4-х лун, дивно взошедших над землёй, словно над далёкой и печальной планетой.

И вот теперь, в разлуке с любимой, мне каждую ночь снится один и тот же странный сон, словно я иду по снегу, похожему на позёмку из звёзд, к далёкой звезде, в поисках любимой.
Я ощущаю, как под моими доверчивыми шагами, блаженно приминается снег. Или звёзды. И если обернуться, то следы за мной чеширски улыбаются, и следуют за мной, словно ласковый и бесприютный зверь, ставший от печали и робости — невидимым, как это иногда бывает с сердцем.
За мной было сердцебиение шагов..
Если сложить эти шаги в моих снах, то сколько я прошёл в поисках любимой моей? Дошёл наверно до луны..
А если бы время вновь стало пространством (просто разные времена года), в той же мере как тело когда-то было душой и вновь им становится в настоящей любви (потому в любви — нет греха), я бы дошёл пешком до 19 века.
Постучался бы там в синее окошко и упал бы без сил.. и дверь открыла бы она, да, она, мой смуглый ангел, графиня: неизбежность нашей с ней встречи, в любой точке времени и пространства: она как бог — везде и нигде.

У меня есть мрачная тайна. Я о ней не говорю друзьям. Семья тоже не знает об этом.
Дело в том, что я.. оборотень. Правда, довольно странный, в том смысле.. что я — оборотень-космонавт. Согласен, довольно редкое сочетание: я превращаюсь по ночам.. в черепашку. Точнее, наоборот.
Это только кажется чем-то смешным.
Моя душа в полнолуние тоски по любимой, выползает из скафандра-панциря моих снов и жизни, в открытый космос.
Нет, я не пью. В открытый космос тоски по любимой я выхожу трезвый и.. голый.
Я люблю в полнолуние голым ходить по квартире.
Только не подумайте, что я идиот. Я не просто так хожу голым по тёмной квартире, что называется, из угла в угол.

Я.. тоскую по любимой. Хожу и читаю стихи ей вслух. В моей руке — чашка чая.
Но в сумерках она похожа на бутон удивительного цветка, с таинственно зримым дымком аромата.
В такие моменты я люблю подойти к тёмному окну, в мурашках звёзд, и читать стихи Ориону, или клёну, или.. незнакомке, идущей под окном, или бездомной собаке, бредущей бог знает куда.
Хорошо, что незнакомки по ночам, прогуливающиеся под окнами, не смотрят наверх. Они и так боятся и идут словно бы по луне, с уменьшенной гравитацией, приласкавшейся к их ногам, как одинокий зверь.
А если бы незнакомка подняла голову.. то увидела бы голого молодого человека с чашкой чая в руке.
Что она бы подумала? Что я маньяк? Сумасшедший? Лунатик?

Почему-то собаки чаще смотрят на меня в окно. Словно бы сама их бездомность, уже — чуточку лунатизм, а значит мы близки друг к другу.
Мне нравится думать в ночи, что эта собака — паломник, как в древности, но она идёт не в Иерусалим, а в Москву, к любимой моей, как бы на поклон.
Стоя у окна с блаженной улыбкой, благословив собаку, и прочитав ей стих, я представляю, как мой смуглый ангел идёт по вечернему парку с подружкой, и вдруг, к ней подходит исхудавшая, но счастливая рыжая собачка и преклоняет перед ней передние лапки, словно она.. принцесса далёкой и загадочной страны.
Мой смуглый ангел улыбается. Улыбается и её подруга. И я улыбаюсь, голый, за тысячу миль, у ночного окна, становясь на колени.. словно бы перед сиреневыми флоксами на моём подоконнике.
Собака думает, что я спрятался от неё, и так, одинокой, и кротко опустив голову, бредёт в Москву.
А мне безумно стыдно: я словно обидел собаку.

Мне хочется броситься за ней на улицу.. я уже открываю дверь, но в последний момент на площадке вспоминаю, что я — голый. (удивительно, как мы быстро привыкаем к тому, что мы голые, забывая об этом. Это ощущение родственно счастью: словно для того чтобы быть счастливым, нужно нравственно и душевно раздеться, почти до бессмертия, сбросив с себя всё лишнее, всю суету).
Может одеться? Она ещё не далеко убежала? Я стою в нерешительности, возле своей открытой двери на площадке, но мысленно, голым бегу за собакой на улицу, бегу по улицам, бегу в Москву, голым.
Надеюсь, меня никто не видел в этот момент возле открытой двери.

Вы когда-нибудь видели голого человека в дверной глазок, в смуглом отсвете из соседней квартиры?
Я тоже нет… но наверно, это прекрасно и чем-то похоже на распятого комарика в янтаре.
Мне кажется, что эта собака — моя душа. Я вылез из панциря и стал — собакой.
Вот бы приласкаться к ногам моего смуглого ангела, в образе собаки. Она бы и не думала обижаться (я про ангела, а не про собаку), она бы не помнила наших ссор и обид, и словно в раю, ласково бы погладила мою мордочку, а я бы прижался к её милым коленям и замер, и стоял бы так долго-долго, ещё более самозабвенно, чем женщина на картине Уотерхауса  Душа розы, но вместо розы — милые колени смуглого ангела.
Может вот так вот иррационально и на первый взгляд, забавно, и начинается рай? Для некоторых, по крайней мере..

Все знают, что в печали, тоске, унынии, ссорах, время течёт по разному, словно на разных планетах.
Иной раз поссоришься с любимой, хлопнет дверь.. и такое космическое безмолвие воцаряется за ней, в комнате.
Что там? Каждая минута на счету, как в парадоксе Эйнштейна о братьях, один из которых со скоростью света полетела на другую звезду и вернулся.
Вот откроется дверь… всего через 15 минут, на мой робкий стук, и меня встретит.. мой смуглый ангел.
Но что с ним сталось? У него седые волосы. Морщинки старости на лице. Словно прошло 50 лет и мой ангел превратился в старушку..
Но я и такой тебя люблю! Я склоняюсь к ногам моего старого ангела и целую их снова и снова..
И вдруг, я замираю в сомнении: может я что-то напутал? Может я не заметил.. как к моему смуглому ангелу приехала бабушка? Я робко убираю руки с бёдер моего смуглого ангела и смотрю снизу, в глаза старушки: нет… это она, она! Такие дивные глаза, чуточку разные по цвету, могут быть только у неё!
Или.. я плохо присматривался раньше в глаза её бабушки?
Снова отнимаю робко руки от бёдер, из под юбки..
Но старушка улыбается. Значит это мой ангел? Или..
Боже мой, как сложно любить в этом мире!

Для того, чтобы раны сердца и памяти заросли травой и тишиной, нужен покой. Не нужно орфейно оглядываться на забытые боли, обиды. Другое дело, что они сами.. оглядываются. В этом вся трагедия.
Наверно, это вообще одна из самых удивительных тайн вселенной, не менее таинственная, чем тайна жизни на далёких звёздах: иногда.. боль, может вместить всего человека, с его бессмертной душой. И ещё останется место, много места, как между планетами, и человек теряется в боли и теряет себя, не слышит себя, и ему нужно помочь.. нужно как-то долететь к нему на планету его боли и выйти в открытый космос — в скафандре.
Быть может, вся тайна огляда Орфея в том, что он не утратил любимую, он остался с ней в пещере, в аду их общего прошлого, где они потеряли друг друга, оглянувшись на нечто ложное.. перестав смотреть друг на друга; просто время тянется для них бесконечно долго, как для черепашки Зенона (я её вечно путаю с черепахой Эсхила, но от этого, черепаха становится уж совсем экзистенциальной и бросает даже вызов коту Шрёдингера). Минута длится для них — века, и обиды их, даже самые пустяшные, длятся века, как то самое алое пятно урагана на Юпитере.

Это моя вина.. что я не с любимой. Что она не может не оглянуться на боль нашу, обиды.
Для меня уже прошли века, я уже умирал и рождался сотни раз, снова и снова влюбляясь в моего ангела, а для неё тянется полярная ночь нашей боли, прошлого.
Как мне ей помочь? Как? Я люблю ночью посыпать свою голову мукой и встать перед зеркалом: я старик.. я сквозь всю жизнь пронёс любовь к моему смуглому ангелу, как герой Янковского в Ностальгии Тарковского — свечу, охраняя её пламя от ветра.
Я снова и снова, седым, со свечой в руке, склоняюсь к её милым письмам и прошу у них прощения.
Оборачиваюсь с тоскою назад.. мне нужно снова к утру, как Настеньке в сказке Аксакова, вернуться к чудовищу: к себе настоящему, в свой панцирь, скафандр бессмысленной и пустой жизни, скафандр.. наполненный бабочками.

Это тяжело, каждый раз чуточку умирать и становиться стариком, искать любимую в веках, подобно пленному ангелу, зная, что всё будет неизменно, пока сердце оглядывается на боль прошлого — нечто земным и фатальным.
А нужно просто отдаться любви.. чуточку перестать быть человеком, в узком смысле, и стать — сплошной душой, любовью, для которой нет сомнений, обид и греха.
Это так просто.. почему я раньше об этом не задумывался? Глупый рок и фатум, могут существовать лишь для земных страстей, причём самых тёмных, слепых (страх, гнев, обида, сомнение..), словно бы пригвождающих душу к земле, а ещё точнее — к прошлому, не давая прорасти не то что будущему, но даже настоящему.
Задумывался на днях перед сном, с цветком для любимой в руке (я сплю иногда с цветами флоксов, словно иду на свидание с любимой — во сне) — а мы вообще, часто видим настоящее, на этой грустной земле?
Оно как солнечная погода на далёкой звезде, проглянет из-за грозовых облаков раз в 10 лет, на денёк. Вместе с ангелами и богом.

Почему мы вообще уверены, что живём в 21 веке, если настоящее так нестабильно? В плане чувств, мы порой смутно ощущаем, что века мерцают совсем рядом с нами, и нечто в нас живёт в 14-м веке или в 19-м, гораздо больше, чем в мираже 21-го.
Господи.. и я в раю не забуду тот блаженный миг, когда я впервые увидел моего смуглого ангела.
Это было моё первое знакомство с настоящим. Казалось, я спал века, и вдруг, меня взяли за руку и словно показали мне грядущее, так похожее на рай: любимая сделала меня путешественником во времени..
Но вот, я и любимая — расстались, и я искренне не знаю, в каком она веке?
Я оборачиваюсь сердцем из того прекрасного далёка, которое она мне подарила (я не знаю, быть может это 12026 год. Человек изменился уже физически, сросся с душой и ему стали открыты тайны вселенной, далёких звёзд и любви), и ищу её, её одну: века мерцают, как звёзды на осеннем небе.
Где моя любимая? В 19 веке? В начале или в конце 21? в 20? в 14, где-то в Авиньоне?

Своему психотерапевту я говорил об этом. Он меня не совсем понял. Назвал романтиком..
Что я ему сказал? Я же не дурак, чтобы говорить ему всё всё всё? Поэтому я просто сказал, что.. люблю моего смуглого ангела. Точнее, моего смуглого ангела — в старости, какой она будет через 50 лет.
Боже, я с такими восхитительными подробностями представляю моего смуглого ангела в старости, все её милые морщинки на лице, похожие на ладонь грустного ангела, исчерченную незримыми для человека таинственными линиями-орбитами..
Я ласково улыбаюсь перед сном, с цветами в руках, когда представляю моего старого ангела в постели, и что я её люблю не меньше чем в молодости, когда она была невероятно прекрасной.
Это ведь тайная мечта женщины: чтобы её любили всегда, как бы вне времени и пространства, и в молодости и в старости, и не только любили.. но и сходили с ума по ней и желали её сексуально, словно душа и тело, в чистой любви, стали чем-то блаженно единым, и возраст у них — вечность, а рядом с вечностью, что эти года, десятки лет? Так.. ласковая и яркая роса на траве и цветах, которую хочется равно поцеловать вместе с цветами.

Да, старушкой, моя любимая выглядит изумительно. Её носик.. боже, он и в старости такой же неземной и вновь сводит с ума.
Мне хочется его коснуться.. и я с закрытыми глазами касаюсь своего наморщенного, как бы прищуренного от мечтательности, носика и подношу к нему букетик флоксов и включаю голосовое от любимой, давнее, почти вековой давности, и её голос, словно в ответ на цветы говорит мне: спасибо, любимый..
И тогда тихие слёзы текут по моему лицу, касаясь цветов, о чём-то говоря с ними на своём языке..

Мой доктор очаровательно улыбнулся, отпив чай из кружки: мой доктор — старая и уже седая женщина.
Она поинтересовалась с той же прелестной улыбкой, ревнует ли моя возлюбленная, к себе, в старости, и замолчала, разглядывая свою левую руку.
На запястье сидел комарик. Его брюшко уже было алым, но она его не сгоняла, не прихлопнула.
Она с ласковой улыбкой смотрела на него. Отпила чай, глянула на меня и снова стала рассматривать комарика.
Мне стало чуточку жутко.. Психотерапевты, всё же, странные люди. Если бы инопланетянам нужно было прятаться среди людей, они прятались бы среди них.

Потом она взмахнула рукой, словно позвала невидимого друга, и комарик отлетел, но так медленно, нехотя, как во сне на заре, словно на запястье порвалась ниточка с гранатовыми камушками, порвалась в невесомости космоса.
Венера Кирилловна долго смотрела на меня, улыбаясь одной тишиной чайных глаз.
Она смотрела на мой лоб и улыбалась, и мне казалось, что на лбу сидит комарик и пьёт теперь мою кровь, и наша кровь как бы венчается теперь в животике крылатого существа, но я точно не знал, сидит он там или нет. А если это мне только кажется (да и существует ли комарик вообще?), и я хлопну по пустому лбу рукой, там никого нет и Венера Кирилловна засмеётся в голос и наверняка подумает, что я идиот?
Или же.. на моём лбу возникнет алое пятнышко как у индуса? Даже если комара там и не было? Вот было бы чудесно.. Факир!

О чём же думала она, когда смотрела то на мой лоб, то в мои загрустившие глаза? Она словно задумалась о чём-то бесконечно важном, что изменит её жизнь. О чём? Быть может.. она предвкушала чудесную диссертацию или даже книгу, в духе Оливера Сакса; кто знает? Возможно она решила, что я окончательно сошёл с ума, и перед ней — удивительный случай шизофрении любви, с амбивалентностью временного среза, когда одинаково любят одного человека в двух разных временах.
Это почти то же самое, что любить одного и того же человека в разных веках.
Быть преданным ему до конца — во времени и в пространстве, как бы постелив самое время к ногам любимой, подобно цветам.
Всё дело в том.. что тот инфернальный узел жизни, боли, который завязался в наших отношениях с любимой, не развязать, сейчас, не развязать пока бушуют срасти, сомнения, страхи, обиды, пока.. бушует жизнь.

Но я точно знаю, что когда любимая станет старенькой, и волосы у неё будут, цвета крыла ангела, тогда все страхи, сомнения, обиды, все орфеевы огляды в прошлое, станут нежными, как круги ласточек в синеве, и ничто не будет уже мешать нам быть вместе.
Рок будет побеждён любовью. Потому что рок можно преодолеть только любовью, которая одна из всех чувств человека, словно бы движется со скоростью, больше чем скорость света, и потому она живёт не в грустных границах 3-х измерений: прошлом, настоящем и будущем, а — в вечности.
Беда лишь в том.. что у меня не всё хорошо со здоровьем. И я точно знаю, что когда мой смуглый ангел состарится, и ничего не будет мешать нам быть вместе.. меня уже давно не будет на этом свете: я стану травкой на ветру, улыбкой сирени в парке, или бездомной собакой..
Т.е., чисто ментально, вылезая из своего панциря, скафандра существования, настоящего, телесности.. не важно, я вылезаю как бы в полыхающий космос своего послесмертия, которое является и моим раем, т.к. в этой временной плоскости, мой ангел станет старым и восхитительно свободным, и уже ничего не будет мешать нам быть вместе.

Отхожу от окна, голым, как первый космонавт-лунатик на луне.
Ложусь в постель.. и накрываю голову подушкой. Не только потому, что она в этот миг напоминает мне скафандр. Но и потому.. что она заглушает крик.
Как же здорово было в детстве, накрыться одеялом с головой, например, спасаясь от комара, или от чудовища, и потом на последнем дыхании открыть одеяло, как крыло, и.. боже мой, какой ласковой, светлой и прохладной волной, воздух приласкается к лицу, шее, груди..
Женщина не всегда так нежно ласкает.
Я убираю подушку с лица: снимаю скафандр.. на стене, рядом, трепещут тени листвы от ветки клёна за окном, но кажется, что это мотыльки вырвались из-под скафандра..
Я умер? Я призрак? Я по прежнему люблю моего смуглого ангела.. а значит, я существую.
Интересно, если я приду к ней, призраком, она узнает меня? Она сейчас молодая, или уже старушка? Без разницы. Я был одинаково любил её, даже если бы ей было 1000 лет.
Где она сейчас? Идёт по парку? Приласкаться бы к её милым ножкам, тенями листвы, травы..
Так забавно, что люди боятся смерти. Может они просто боятся любить до конца, всем своим бессмертным существом? А ему без разницы, кто ты — человек, травка, ласточка, собака, замечтавшаяся тень листвы..
Главное, чтобы быть с любимым человеком, а кем — не важно.

Ночь. Лежу в постели, со снятым скафандром подушки на груди.
Губы шепчут милое имя любимой: старушка моя ненаглядная..
Пальцы гладят губы, гладят имя любимой на моих губах..
И вдруг, пальцы замирают, как лунатике на карнизе, на краешке губ:
Рядом, за стенкой, слышится тихий женский плач.
Там живёт старушка. Неужели она слышала меня? Или даже видела в глазок, когда я хотел выйти к собаке, голым?
Но не от этого же она плачет? Я вроде симпатичный, тем более голый. От этого не плачут, даже старушки.
Может у неё что-то случилось? Или она что-то вспомнила? Что-то из молодости?
Лежим оба, на постели. Нас разделяют лишь голубые цветы на обоях. Моя рука на обоях. Её.. быть может, тоже.
Губы шепчут сами собой: я люблю тебя, мой смуглый ангел. Люблю тебя, старушка моя..