Голоса за стеной (рассказ из жизни)

Ночью, стены спальни намокают звуками ада и рая, и цветы на обоях, покрываются тёплой росой женских стонов.
Моей соседке — хорошо. А мне — больно.
Знает ли она об этом? Знает ли она, что моя ладонь в темноте прильнула к цветам и на обоях и словно перепуганный совёнок, слушает её стоны, её счастье, её будущее материнство, слушает так блаженно-внимательно, как.. астроном, поймавший сигнал с далёкой звезды.
Иногда, после расставания с любимым человеком, тяжело смотреть на чужое счастье. Даже больно читать о любви и смотреть фильмы о любви. Так порой людям, потерявшим ребёнка, больно смотреть на чужих детей и слёзы могут пойти горлом, если на улице они услышат милое имя своего ребёнка, словно его позвал шелест кленовой листвы, солнце на синем окне..
Это не эгоизм.. а чистая боль, ещё не успевшая зарасти кожей.

Возможно, тайна души в том и состоит, что она — тоже, чистая боль, зарубцевавшаяся когда-то — плотью.
Потому мы так стыдимся плоти и пола: это шрамы нашей прошлой любви, быть может.. на далёких звёздах.
И всё же, нет ничего сладостнее, чем  прильнуть губами, к шраму любимого человека, именно — к шраму, как бы сказав: я люблю тебя, таким какой ты есть, весь твой ад люблю и рай, даже в аду, люблю.
И пусть земной ложный стыд оглядывается, как перепуганный Орфей, ещё не успевший войти в Пещеру, на тех пошляков в любви, для которых тело важнее души.
В любви есть те, кто из древнего рода Эвридики: для них душа и тело — одно, и скрыть нежность тела или души, такой же грех в любви, как скрыть нежность воспоминаний, улыбки, стиха, молитвы: это именно тот самый Орфеев огляд.

Интересно, моя соседка знает.. что я каждую ночь засыпаю, с пистолетом у головы?
Но тут есть два нюанса. По своему экзистенциальных и даже забавных.
1) У моей соседки, есть диагноз: лёгкая степень шизофрении. Когда она пьёт таблетки, то совсем нормальная.
Она чуточку старше меня, и однажды, в пору обострения, когда она голой позвонила мне в дверь, то назвала меня — сынок. Посмотрел в глазок: стоит, голая, улыбается, как на загранпаспорт в рай. Что интересно, в пору обострения, она называет себя — Лаурой.
Я не хотел ей открывать. Мало ли, вдруг у неё.. нож.
А если у неё не обострение, а просто, она пришла ко мне… голой?
Ещё неизвестно, что опасней.
С другой стороны, если обострение, то человеку нужно помочь.
А если у неё всё же, нож?

Мысленно пробежался в ванную и посмотрел где бинты и йод. Возвращаясь, мысленно споткнулся и вернулся к двери, и я же, мысленно уступил место себе, мысленному, запыхавшемуся и улыбающемуся.
Соседка мне: Саш.. открой пожалуйста.
Может она.. ведьма?
Что мне ей сказать? — Люда.. Лаура, я сейчас открою, я за бинтами бегал.
Она скажет: Саш.. кто из нас больной, ты или я?
Тебе звонит соседка, может просто за солью пришла, а ты.. как идиот, за бинтами бегаешь?
Я, мысленно, ей, мысленной, отвечаю: Люда, заметь, что голыми, среди ночи, за солью не приходят, даже к очень хорошим друзьям.
Ты бы ещё спросила, как пройти в библиотеку, тогда бы я хоть сразу понял, что у тебя обострение..
- Саша, ты откроешь или нет?
Господи.. что делать? Может.. на всякий случай, начертить мелом, круг, и открыть дверь?
А если.. именно в этот момент, мой смуглый ангел, с которым я расстался, приедет ко мне и увидит, что я общаюсь с голой женщиной у себя дома?

Я же интеллигентный мужчина. Не оставлю же я голую женщину, на зябкой площадке? Разумеется, впущу её к себе..
И вот что в таких случаях мне сказать моему смуглому ангелу? Что.. я не виноват, она.. сама пришла, за.. солью?
Или просила пройти в библиотеку и я её впустил?
Любимая не поверит. Она из Москвы, в Москве так не принято..
Да и мужчины в таких случаях врут безбожно. Если скажу, что она сумасшедшая, то не поверит ведь…
Или.. поверит? Если любит.. поверит. Особенно если увидит бинт в моих руках и йод.
Значит, нужно не мысленно, а по настоящему сбегать за бинтами и солью.. тьфу ты, за йодом.
На обратном пути, я стукнулся мизинцем на ноге об косяк и упал. Забавно..
Открыл дверь: стоит голая Люда, улыбается так ласково, словно совсем, совсем нормальная.

В какой то момент мне даже захотелось тоже, раздеться.
Не для чего-то плохого; как я уже говорил, тело — это тоже, душа.
Просто мне стало стыдно, что.. Люда может по моей одежде решить, что она  — больна и ей станет больно и стыдно и она быть может даже заплачет, закрыв ладонями лицо.
А если она увидит, что я тоже, голый, то ей не будет больно, даже мысленно, мы будем как бы нормальные и голые, ночью у раскрытой двери: она — с томиком Достоевского, я  — с бинтами и йодом.
Нормальные..
Вот только.. что бы я сказал моему смуглому ангелу, если бы она застала меня.. нас, в таком виде?
Боюсь, что даже спасительный бинт и йод не помогут.
Или.. если любит, то поймёт и это?
Боже, как же чудесно, именно, чудесно, когда твой любимый человек может понять тебя в любой ситуации..

Так вот, моя соседка Люда — с маленькими психическими отклонениями, и потому я.. до конца не был уверен: она за стеной, одна, или нет?
Если она одна и просто занимается любовью с кем-то невидимым? Быть может.. со мной?
Боже, откуда такие мысли? Чисто художественно, это хорошие мысли. Им даже может улыбнуться мой смуглый ангел.
Вот за стеной стонет женщина от счастья… она занимается с кем-то любовью, а между тем.. она одна в квартире.
Словно с призраком занимается любовью..

Ей хорошо, она — в раю. А я.. от этих стонов, напоминающих мне о моём смуглом ангеле, ворочаюсь в аду, и тихо плачу, сжимая пистолет, и моя ладонь ворочается в цветах асфоделий на обоях..
Но если она занимается любовью — со мной, точнее, с мыслями обо мне, следует ли из этого, что мне нужно меньше страдать? Или на миг задуматься над моим страданием, как.. чуточку пьяный астроном, спрашивающий себя: а точно ли это сигнал с далёкой звезды, или это.. отражённый сигнал микроволновки?
Это не такой уж и смешной вопрос, каким кажется на первый взгляд, а — экзистенциальный.

Просто у меня, как у Арлекина от рождения, даже самые печальные мысли звучат с улыбкой (когда мне было 4 года, мама спросила меня: Саша. кем ты хочешь быть, когда вырастешь? Я посмотрел в окно и с улыбкой сказал: клёном..
Мама рассмеялась, и папа рассмеялся из чеширской, невидимой комнаты, а я просто не мог выговаривать — клоун. Я перед этим с мамой был цирке и там видел чудесного клоуна — который мне показался волшебником и поэтом: он из воздуха достал красную розу — я даже в Евангелии не видел такого чуда, — и подарил её плачущей девочке рядом со мной: у ней были чудесные глаза, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки. А в перерыве, этот клоун подходил к зверям, которых мучили фотовспышками, как на расстреле, и вниманием детей, и гладил их и говорил что-то нежное).

А что будет, если я.. робко постучусь в стенку?
Прекратятся ли стоны? Если Люда действительно с кем-то, а не со мной (звучит несколько странно, и даже чуточку безумно, согласен), то она несколько приутихнет.
А если у неё.. снова, обострение, и она быть может занимается любовью.. с Пушкиным, Есениным, со мной (даже быть может с нами троими), тогда она не перестанет стонать.
Очень искусительно.. постучать, чтобы узнать, человек сошёл с ума, или ещё нет?
Но.. тогда, косвенно, я постучу и себе, за стенку? Своей боли постучу и обнажённой душе?

А если.. я постучу себе же в ответ? Боже.. я же сойду с ума! А если я, там, за стенкой, заплачу, и я же, тут, услышу свой плач? А если заплачут.. мужской голос и женский, одновременно?
Как мне понять, что я не сошёл с ума?
Или.. это заплачет, одна Людмила — Там, и один Я — Тут? И сам не пойму этого, где — я, настоящий.
А может.. мне не стучать, а просто.. застонать? Словно и мне хорошо, и я вовсе не сошёл с ума от тоски по смуглому ангелу.
Но тогда возникнет одна трудность. Мне неминуемо придёт в голову мысль, и не одна, а «с кузнецом», как в том фильме: а что.. если она и я, лёжа у стенки, в разных квартирах, — вовсе не сумасшедшие, а просто очень одинокие люди, которые стараются скрыть свою боль?
И что самое страшное в этом, это мысль, что смуглый ангел, соскучившись, может приехать ко мне, ночью.
У неё есть ключ от моей квартиры. Она тихо откроет дверь, с улыбкой нежного вора и с бутылочкой вина, и.. замрёт на пороге, ибо услышит, мои стоны — из спальни.

Как нежный вор лунатик, на каблучках и с вином в правой руке (благо, вор - женщина!), она на цыпочках прокрадётся к спальне.. прислушается к потёмкам, и расслышит нежные женские, стоны, но приглушенные, словно они под одеялом: чеширские стоны!
Разумеется, любимая тихо заплачет и ещё более тихо уйдёт, оставив бутылку вина на столике.
Вопрос, экзистенциальный: поверит ли любимая, что я не был этой ночью с женщиной, что я безумно тосковал по ней в кромешном одиночестве и даже занимался любовью.. но, мысленно, с нею, моим смуглым ангелом, и потому так сладостно стонал.
- А Людмила?  — неуверенно спросит мой смуглый ангел.
- А Людмила.. тоже занималась любовью, но она была за стеной, правда.. возможно, она занималась любовью, со мной, мысленным, мной, а может даже и с Есениным: у меня такое же имя-отчество, как и у Есенина, только зеркальное..
Понимаешь, любимая.. Люда — сумасшедшая. Я не виноват. Я тебя безумно люблю..

И что мне ответит мой смуглый ангел? Ах, тут ответ, посерьёзней Гамлетовского ответа.
Без шуток: если мой смуглый ангел любит меня, она поверит мне и поймёт меня, и обнимет, нежно поцеловав..
На этом мысленном диалоге, я иногда осознаю себя в постели, обнимающим себя и протягивающего губы — в темноту.
За стеной — стоны Людмилы.
Мне уже не важно, одна она, или нет, сумасшедшая она, или я сумасшедший.
Я знаю одно: мне бесконечно больно без моего смуглого ангела, и я даже внутренне жалею, что у любимой нет какого-нибудь сумасшедшего соседа Валерия, который бы вот так же стонал бы за стенкой её, и я бы.. я бы.. боже, как вдохновенно бы я поверил моему смуглому ангелу, если бы вот так услышал ночью её милые стоны! (если бы мы жили вместе).
Смешно сказать.. иногда, мучаясь ночью в постели, порой даже прижимаясь к стене, — спиной и грудью, словно меня расстреливают женскими стонами, я падаю в постель, без сил, и, смотря в потолок, мечтаю.. о Валерии (я сейчас не о женщине, а о вымышленном соседе моего смуглого ангела).
Я с ним говорю, рассказываю ему о моей любимой, он мне рассказывает о ней, во что она была одета сегодня утром: синие джинсы? Бежевая курточка? Милая..

От избытка нежности, я целую Валерия.
Мы с ним выпиваем на кухне, раздевшись до маек (никогда в жизни не носил маек, но в фантазии с Валерой, я почему-то именно в майке, может даже.. в тельняшке).
Мы сближаемся, и вот мы уже оба, как два пьяных астронома, приставив пустые стаканы к стене, слушаем, что происходит у смуглого ангела.
Вот она засмеялась чему-то. Чьи то голоса. Её милый голос словно встал на цыпочки и подошёл ко мне и погладил мой слух и душу..
Милая… милая!
Может так и выглядит — рай?
Иной раз доходило до того, что от избытка счастья, я мысленно знакомил Валерия с Людмилой, и.. слушал, как они оба стонут у меня за стеной, но мне не было больно, я им улыбался и гладил цветы на обоях.

Пункт номер 2, в контексте некоторой забавности ситуации.
Да, когда ночью, Людмила стонет за стеной, я сжимаю в руке — пистолет.
Вроде бы о таком не шутят. Не до шуток, особенно если учесть, что не так давно у меня уже была попытка суицида.
Но вся забавность ситуации в том и состоит, что этот пистолет — игрушечный.
Нет, я не идиот и не сошёл с ума. Я и не пью.
Но тут есть пункт номер 3, перерастающий из забавной ситуации, в экзистенциальную.
Дело в том, что мне очень больно слышать женские стоны за стеной. В отличие от других людей, переживших боль разлуки с любимым человеком, я точно знаю — что я уже никогда в жизни не услышу женских стонов (кроме стонов Людмилы, что само по себе, равно, безумно, жестоко и забавно), не услышу ни одного нежного слова в свой адрес и ни одна женская рука не коснётся меня, не погладит по голове.

Сама мысль об этом — может свести с ума. Всё же, даже в самой мрачной тоске, в расставании с любимыми, нечто в нас знает, что всё наладится, и не важно, с этим человеком, или с другим: этот островок покоя в нас и ласкового знания — наш ангел хранитель. Он знает дальше нас, и потому даже в самой страшной боли, душа у нас не болит на 100% — в ней есть уголок тишины и райского покоя, даже улыбки грядущей, где мы бессознательно черпаем утешение.
Моя трагедия в том, что у меня этого островка покоя — нет. Т.е. мой ангел-хранитель — умер, и я с ним часто лежу в одной постели, ночью, разговаривая с ним и гладя его.
Я смертельно болен и точно знаю, что уже не успею быть счастливым, да и не смог бы при всём желании, даже если бы был здоров: я люблю одного моего смуглого ангела: он — моя первая и последняя любовь на земле.
Смуглый ангел — единственный луч в моих сумерках жизни, причём — от самого рождения.
До неё я жил словно на далёкой планете  — Плутон, куда свет солнца доходит лишь робким свечением звёздочки.
После утраты любимой, я вновь переселился на Плутон. Навсегда.

Меня часто мучают головные боли, вот ещё почему я по ночам сжимаю пистолет возле головы.
И что с того, что он — игрушечный?
Повторюсь, я не сошёл с ума (надеюсь).
Дело в том, что этот розовый, игрушечный пистолетик — стреляет водой.
Там я развожу таблетки снотворного, или обезболивающее.
Откидываюсь головой на жаркую подушку, смотрю в потолок, сквозь слёзы, на люстру, похожую на задремавшего лебедя, спрятавшего головку под крыло, открываю рот… вставляю в рот, ствол пистолета.. грустно улыбаюсь, улыбкой Арлекина, и нажимаю на курок.
Тёплая струйка орошает мой рот. Я делаю контрольный выстрел. Даже 3, 4, 5 раз, словно я.. бессмертный ангел.
Стоны за стеной, ласково гаснут.
Если смотреть на люстру незажжённую, ночью, сквозь слёзы, такое ощущение, что она робко светится, тайным светом, как.. наша память о любимых, с которыми мы расстались: нам стыдно включить этот свет на полную, стыдно сознаться себе.. что мы — любим.

Вопрос, посильнее Гамлетовского «Быть или не быть».
Я точно знаю, что однажды, покончу с собой. Что грустно — не из-за любви (из за неё я уже однажды умирал.. боже, словно я уже однажды жил на земле и любил самую прекрасную женщину на земле — московского ангела), а из-за банальной телесной боли и жизненного тупика.
А вопрос состоит вот в чём: нужно ли.. перед смертью, писать моему смуглому ангелу?
Может она меня уже забудет к этому моменту. Тогда зачем её тревожить? Это как двойное убийство.
Женщины, как факиры индийские, умеют погасить любовь в сердце, и зажечь её робкий огонёк, словно отражение свечи у аналоя, в своём разуме.
Мужчины так не умеют. Они либо перестают любить, либо нет. Женщина — сложнее.
Неизвестно, из какой шляпы, рукава, сна, или томика стихов Есенина, или иллюминатора стиральной машинки, над которой она нежно задумалась, вспоминая любимого, она достанет, словно удивлённого кролика — свою любовь.
Такая любовь, спрятанная в разуме, может в ней спать — годами, и женщина даже искренне может думать, что она разлюбила, до тех пор..
Да, любовь, спрятанная в голову женщины, похожа на человека в гиперсне, летящего к далёким звёздам: он может так проспать 50, 200 лет..

А может я нарочно, сквозь боль… выдерживаю время, летя к далёкой звезде, без сна, сжимая детский пистолет на груди, и с любовью думая о моём смуглом ангеле?
Я выдерживаю время.. что бы любимая — забыла меня. Чтобы ей не нужно было писать письма перед смертью.
Потому что, если человека забывают, значит.. он уже, чуточку умирает.
Иной раз, не так страшно умереть, как ощутить.. что тебя — забыл любимый человек, что тебя больше нет в его милом сердце.

Честно, я не знаю, писать ли мне письмо перед смертью, любимой, или нет.
Если я надолго замолчу.. она может подумать, что просто начал новую жизнь, что я счастлив, что я кого-то встретил, вылечился… что я — жив.
Но честно ли это будет, не сказав перед смертью, самое нежное и заветное — той, кого я люблю больше жизни, больше бога и ангелов его?
Она же должна будет написать мне ответное письмо.
Выдержу ли я его? Что будет в нём? Нежность? Боль? Может я даже передумаю умирать. На время. Вот что страшно: страшно… когда боль, равняется с любовью, и смерть становится — главной любовницей.
Просто в глупом человеческом теле, боль может равняться любви, заслонять её, как луна — солнце, и потому возникает экзистенциальный стыд перед любимым человеком и.. вполне нормальный порыв — умереть, чтобы освободившись от тела, душа, вновь, любила бесконечно и её уже ничто не заслоняло в любви.
Нет.. легче выдержат пулю в грудь, чем боль от любимой. Хватит с неё, боли. Слишком много боли я ей причинил.

Ночь. Глажу левой рукой раненые цветы обои на стене, а правой, сжимаю детский розовый пистолетик, который однажды положит конец моей никчёмной и странной жизни.
Если бы это был художественный рассказ, то он закончился бы какой-нибудь прелестной и умной чепухой, до которой так падки читатели.
Но это не рассказ. А что это? Быть может.. это одна из самых милых предсмертных записок?
В русском стиле. Написанная внахлёст, за несколько лет до смерти? (хочется верить, что это будет через несколько лет. Мне ещё нужно написать много-много стихов для любимой. Мне ещё нужно.. постелить свои крылья, для её милых ног..). Чтобы любимая и не поняла, что это предсмертная записка, чтобы она, солнышко, улыбнулась.. пусть и грустно.

Да, русская записка… похожая на мою жизнь: если читаешь её в первый раз, она милая и забавная, а когда перечитываешь — пронзительная и исполненная беспредельной нежности по самой прекрасной женщине на земле.
Нет, скрыть от любимого человека, что ты — уходишь в иной мир, нельзя. Это преступление в любви, такое же, как в отношениях не протягиваться к любимому человеку всем своим существом: телом и душой, судьбой.
С детства, я был странным мальчиком и путал тело и душу, как некоторые путают в детстве «право» и «лево». Мне это ещё в детстве доставляло неприятности, а во взрослой жизни — муку, словно я инопланетянин: трагедия людей, в том и состоит, что они любят, как Орфеи, оглядываться на кого-то или что-то (страх, обиды, сомнения, прошлое), и теряют любовь и.. себя.

Все войны на земле от этого, и на горнем уровне, у войны и ссоры влюблённых, один исток, потому-то так экзистенциально страшна ссора влюблённых: в них невинно умирают в муках тысячи невинных чувств.
Если бы политики и страны не оглядывались на свою боль и обиды в прошлом и не воскрешали со сладострастием ненависти —  призраков и чудовищ былой боли и обид, а жили настоящим, то все жили бы счастливо: настоящее просто не может сбыться и пробиться как травка весенняя, из-под асфальта былых обид и боли.
Фактически, все мы живём не в 21 веке. Его ещё нет. Так, редкие островки его мерцают в снах искусства, науки. На уровне чувств и жизни, мы живём слишком вспять, в прошлые века, живём на одном месте: иной раз смотришь, на улице ходят люди, с лицами Джордано Бруно или Данте; вон там, в кафе, сидит человек с лицом Петрарки и мило обнимает очаровательную смуглую девушку, протягивая ей — розу.
В одной любви — нам дана сразу, вечность и небо обетованное: в ней больше нет времени, нет только тела и только души..

Я не должен был становиться человеком. Это моя ошибка. Я нечаянно оглянулся.. и стал тем, что было рядом: кто мог коснуться, поцеловать моего смуглого ангела.
Я мог бы стать чем-то более стабильным и счастливым, в смысле близости к моему смуглому ангелу: травкой, под её милыми ногами, летним дождём, целующим её милые плечи и шею в парке. Я мог стать клёном возле её дома или сиренью: она бы мной дышала иногда и, срывая веточку, приносила бы домой и я бы лежал с ней в постели, лежал бы на её чудесной груди.
Это даже забавно, в некотором плане: в своём человеческом образе, сейчас, я чувствую себя — чудовищем, недовоплотившимся уродом.

Этого не поймут люди, ангелы в раю, над этим смеялись бы, Будда бы тихо улыбался, прищурившись, так что со стороны казалось бы, что он просто давно уже спит, лет так — 1000.
Этого ведь нет ни в одной религии и философии, морали: чтобы человек чувствовал себя неполноценным, в образе человека, а блаженство бы находил, если бы был — травкой, веточкой сирени..
Господи, да чем угодно, только бы быть рядом со смуглым ангелом моим..
Я искренне не понимаю, почему все женщины так восхищаются мистером Дарси.
Из любви к женщине, истрепав ей нервы, он соизволил усмирить свою гордыню и отдал ей своё сердце.
Звучит так же нелепо и безбожно, как если бы миллионер, прохаживаясь возле умирающего от голода, через неделю соизволил бы ему дать деньги.. на булочку.
К чёрту такого Дарси. Я не гордыней жертвую своей, ради любви — её у меня нет: я жертвую всем собой, человечностью, своей бессмертной душой, да чем угодно, лишь бы быть у милых ног любимой, хоть травкой, хоть..
Жаль, что Джейн Остин не живёт в наше время. Если бы она узнала обо мне и влюбилась… и об этом узнала бы моя любимая, может я в её сердечке стал более милым?
На днях, в парке, я видел женщину, удивительно похожую на Джейн Остин. Постеснялся подойти. Но чуточку проследил за ней. До дома...

Господи.. если бы мне ангел на небесах перед рождением сказал, что для того, чтобы просто коснуться носика моей любимой, я должен прожить 30 воплощений: в далёкой Индии, в полном одиночестве медитировать 80 лет в пещере, быть сожжённым в Риме на площади за вольнодумство в 1600 г, умереть в одиночестве у паперти храма в 1374 г. в Падуе, с именем любимой женщины на устах, словно с именем бога, или в России 21 века, пережив страшную аварию и множество бед.. ах, я бы с радостью согласился прожить эти 30 жизней, лишь для того, что бы в конце пути, просто коснуться милого носика смуглого ангела, словно я нежный инопланетянин, который летел с далёкой звезды, 1000 лет, к самой прекрасной женщине на земле, чтобы просто.. коснуться её носика, или просто, поцеловать её дивную ладошку. И улететь обратно: снова лететь 1000 лет, без сна и в одиночестве!

Я точно знаю, что моего смуглого ангела, никто и никогда не полюбит на земле так, как я, проживи она хоть 1000 лет, и она это знает.
Звучит романтически и.. банально? Нет. Только на языке человеческом, где мужчины в любви, словно призраки на берегу Стикса, любят повторять слова и чувства людей, былых веков, давно умерших. Сами же их слова и чувства — пусты. Они не равны судьбе и жизни. Тело в них — не равно душе.
А на языке поэзии, это значит: я люблю тебя больше жизни, ты одна в целом мире можешь мне дать то, что не может дать ни одна женщина на земле, за всё время существования Земли, и бог и ангелы и его, вместе с раем, не смогут мне дать то, что может дать всего лишь одна твоя ладошка.
Но и я могу тебе дать то.. о чём лишь смутно мечтает каждая женщина.
Любить так, значит сказать: я люблю тебя, как никто тебя не любил, и если тебя нет со мной, значит я ещё и не живу, ещё не родился толком в этом мире: меня нет без тебя, любимая. Моё сердце без тебя — всего лишь сирень на ветру..

Не знаю как это объяснить. Я чувствую, что сквозь мою нелепую и изувеченную жизнь и раненое творчество, пробивается свет чего-то прекрасного и вечного.
Если бы я был более усидчивым в творчестве, я смог бы оформить этот свет в более прекрасные и гармоничные формы.
Но уже сейчас, моё уродливое творчество, в профиль — прекрасно, оно с добрыми голубыми глазами.. на уродливом лице.
Я словно бы перестукиваюсь с ангелами за стеной и слышу их смуглые голоса..
Когда остаётся жить не так уж и много и жить, собственно, некуда, то отделка формы стиха, или — жизни, денно и нощно, предстаёт как высшее безумие и смешная нелепость, глупое актёрство на публику.
Если свет красоты и любви пробился в душе, зачем тратить время, которого и так нет, чтобы идти к толпе по далёкой забетонированной дорожке, когда можно свернуть босиком — в милую травку, и пойти по росе прямым путём туда — где была задумана моя любовь и смуглого ангела, неся в израненных ладонях творчества — несказанный свет?

Мне ужасно тесно, душно и больно быть человеком. Я устал быть человеком..
Я словно отбываю за какое-то страшное преступление, тюремное заключение в мрачном и изувеченном теле человека, мне совсем почти не знакомом, где-то на вершине скалы, как граф Монте Кристо.
Приговорён — с рождения. Уже десятки лет я готовлю побег.. я убегу из тюрьмы — травкой, весенним дождём или шелестом клёна: моя мечта — стать кленовым листочком в книге любимой моей: к чёрту, рай. Мой рай — у милых колен моего смуглого ангела.
На моём лице сейчас — грустная улыбка: я знаю точно, что умру с именем моего смуглого ангела на устах.
Значит, она будет рядом со мной, словно.. Беатриче.
С её милым именем на устах, и в аду — светло и покойно.
В моей правой руке — игрушечный пистолет. В левой руке — роза для любимой..
Господи, не перепутать бы, поднеся розу — к виску.
Так умирают — влюблённые Арлекины.