Когда вы пишете, забудьте о «как» и сосредоточьтесь на «что»

Картер Бейз рассказывает о переходе от сценариев к книгам и о том, как научиться доверять своему собственному стилю.

Когда мы вместе с моим партнёром-сценаристом Крейгом Томасом работали над «Как я встретил вашу маму», на стене нашего общего офиса висела табличка — одна из тех небольших вышивок, которую можно заказать на Etsy с любыми словами на ней. Наша гласила: «ПИСАТЬ ТРУДНО».

Потому что это правда. Писать так трудно! И с этим связана своеобразная амнезия — сам факт того, что это тяжело, всегда становится неожиданностью. Ты садишься за компьютер, ожидая хорошо провести время, и — бамс! — это работа. Почему это так тяжело? — спрашиваешь ты у мигающего курсора. Это должно быть весело! В конце концов, каждая книга, фильм или сериал, которые тебе понравились проносили, так или иначе, радость.

Когда вы смотрите или читаете что-то великолепное, радость исходит изнутри, как жар из печи, настолько сильно, что вы предполагаете, будто за кулисами стоит кто-то, кто щедро подбрасывает веселье в топку. И в каком-то смысле вы правы. Веселье — это  один из ингредиентов в рецепте писательства. К сожалению, другой ингредиент — это письмо. А писать — это тяжело.

Летом 2014, вскоре после того как закончился сериал «Как я встретил вашу маму», у меня появилась идея «Общего друга». На самом деле, даже идеи, потому что это была не одна вспышка, а, скорее, несколько месяцев постоянного статического напряжения, когда персонажи, наблюдения и сюжетные ритмы начали прирастать ко мне, подобно второй коже, пока — быстрее, чем я сообразил, — не состряпал эпическую историю о бывшей чудо-пианистке по имени Элис Квик, у которой есть одно лето, чтобы подготовиться к MCAT (MCAT — Medical College Admission Test, тест для поступления в медицинский колледж в США, Канаде, Австралии и на Карибских островах. — прим. пер.). По привычке я скомпоновал эту историю и превратил её первые несколько фрагментов в сценарий пилотной серии для телевизионного проекта.

Но пилот не продавался. Если бы мне пришлось назвать причину, почему это случилось, я бы сказал, что это был пилот, а они не продаются. Типа, никогда. Это извечный круг для профессионального телевизионного сценариста: ты пишешь первую главу того, что, как ты надеешься, будет длинной историей; она не продаётся; ты плачешь; жалуешься на то, как меняется бизнес и никто больше не рискует; да и, кроме того, третий акт всё равно никогда не казался хорошим, и ты двигаешься дальше. Этот цикл, если вам очень повезёт, к концу вашей карьеры оставит вас с двумя или тремя стоящими проектами и горой непригодившихся сценариев в коробке в гараже.

Так что я двинулся дальше. Только на этот раз, даже когда я занялся следующим проектом, а затем ещё одним, и ещё, «Общий друг» продолжал напоминать о себе. Я быстро вернул Элис к жизни, отправил её на путь получения MCAT, а затем оставил в затруднительном положении. Она не хотела оказаться в затруднительном положении. Она была слишком решительна для этого. Её нельзя было игнорировать, и я не мог так поступить с ней. Я должен был выяснить, действительно ли Элис может справиться с трудностями.

Конечно, чтобы выяснить это, сделав телешоу, потребовались бы миллионы и миллионы долларов, которые Голливуд не был готов мне дать. Так что мне пришлось искать другой путь рассказать эту историю. И я решил написать роман.

Это-то и было проблемой. Я люблю романы. Но после двадцати лет работы сценаристом и тысяч файлов с набросками на жёстком диске я был почти уверен, что писать для телевидения — это, к лучшему или к худшему, моё ремесло. Я потратил отведённые мне 10 000 часов (теория 10 000 часов была введена автором книги «Гении и аутсайдеры» Малколмом Гладуэллом. Согласно ей, любой человек может стать профессионалом в области, если потратит на работу в ней десять тысяч часов. — прим. пер.), был слишком стар и слишком отец троих маленьких детей, чтобы потратить еще 10 000 на что-то ещё, кроме Spelling Bee в «Нью-Йорк Таймс» (Spelling Bee — игра в слова от газеты «Нью-Йорк Таймс», в которой читателям предлагается из набора в 7 букв, оформленных вв виде пчелиной соты, собрать как можно больше слов — прим. пер.) и сборки рождественских подарков для моих детей.

Не пишите ничего только из чувства долга. Напишите те части, которые вы хотите написать, и пропустите всё остальное. Просто расскажите историю.

И, честно говоря, мне нравится не знать, как работают мастера в других областях. Я всеядный поклонник творчества, а особенно в тех сферах, в которых не могу похвастаться опытом. Если в вестибюле отеля есть арфист, я тот парень, который аплодирует, когда он заканчивает играть. Если на вечеринке по случаю дня рождения присутствует фокусник, я обычно поражаюсь больше, чем дети.

И ни один вид искусства не вызывает у меня большего чувства удивления, благоговения и восхищения, чем художественная литература. Хороший рассказ в «Нью-Йоркере» поражает меня, как один из тех бильярдных трюков, когда один шар перепрыгивает через другой, а затем резко меняет курс, направляясь в угловую лузу. Это всегда восторг — что?! Я даже не особенно хочу понимать, как это делается, я просто хочу сидеть здесь, наслаждаясь моментом, когда моя челюсть ощущает прохладу деревянного пола. Я легко могу обойтись без «Как».

А написание романа — это такое большое «как» — прямо-таки Вольтрон (название гигантского робота из одноимённых аниме-сериалов, который составляется из пяти других роботов — прим. пер.) из множества маленьких «Как». Как вы его структурируете? Откуда вы знаете, с чего начать историю и где её закончить? Как вы понимаете, когда надо показывать, а когда рассказывать? Какие поля вы оставляете? Какой шрифт используете? Откуда вы знаете, куда поместить слова «он сказал» и «она сказала»?

За эти годы я несколько раз пробовал себя в художественной литературе. Обычно через один-два абзаца я подходил к захватывающему моменту в истории и внезапно начинал беспокоиться, что не описал комнату, в которой находятся персонажи, поэтому я начинал говорить о мебели, обоях и о том, что в них такого особенного, в этих обоях, которые мне нужно описать, и были ли у них вообще обои на Гавайях эпохи китобойного промысла, — и вскоре мой внутренний инструктор-из-программы-МИДа-где-я-действительно-должен-был-присутствовать-чтобы-хорошо-написать-это говорит мне: «Ты всё делаешь неправильно».

Иногда в жизни приходится давать советы самому себе. Поэтому я дал себе несколько советов: не беспокойся о том «как». Сосредоточься на «что».

Когда кто-то открывает книгу, он, конечно, хочет, чтобы красивые мелодичные предложения были выложены, как нитки жемчуга. А кто этого не хочет? Но более того, они здесь для того, чтобы понять суть того, что вы хотите сказать. «Великий Гэтсби» украшен так же богато, как и любая другая книга, но именно обречённая любовь, подробности эксцессов эпохи джаза и конкретные наблюдения о том, как мы все живём в прошлом, заставляют нас постоянно возвращаться к ней. Читатели хотят, чтобы вы рассказали им обо «что». Так расскажите им «что»! Это ваша первая задача, а «как» пусть идёт к чёрту!

Перестаньте беспокоиться о том, делаете ли вы это так, как должны делать, описывая чьи-то глаза так, как никто никогда раньше их не описывал. Не пишите ничего только из чувства долга. Напишите те части, которые хотите написать, и пропустите всё остальное. Просто расскажите историю. И в конце, когда вы перечитаете текст ещё раз, вы увидите все маленькие «как», из-за которых переживали, и все места, где, по вашему мнению, вы всё делали неправильно. И знаете что? Окажется, что вы всё делали как надо.

Это просто ваш стиль.

Стиль! Выяснение этого стало настоящим открытием. Как только я усвоил мысль о том, что мне позволено иметь свой стиль, она открыла мне мир. Написание романа — это не протискивание сквозь игольное ушко. Это неспешная поездка по автостраде с бесконечными полосами движения.

Вы ненавидите описания и просто хотите писать диалоги? Отлично! Это ваш стиль! «Обязательства» Родди Дойла — это по большей части непрекращающиеся разговоры, но что это за разговоры! Можно сказать, что интонации и ритмы человеческой речи — это то, от чего Дойл действительно кайфует, так что именно их он и записывает на бумаге. И кроме того, дублинцы из рабочего класса создают соул-группу? Это огромное «Что», независимо от того, «Как» вы это рассказываете.

Или, может быть, вам нравится сосредотачиваться на деталях? Вы здесь ради декора, еды, одежды персонажей... Отлично! Это ваш стиль. Ваш читатель попадёт на борт. На первых же пяти страницах  «Безумно богатых азиатов» я поймал себя на мысли: «Подождите, мы что, каждый раз, когда персонаж входит в комнату, будем останавливать действие и описывать малейший стежок на его одежде?» И к концу третьей книги серии я с жадностью впитывал каждую восхитительную деталь о подоле платья Астрид или канте на жакете Бернарда, потому что Кевину Квану явно нравится это писать, и именно это заставляет меня получать удовольствие от чтения.

Я не хочу преуменьшать значение «как». «Как» — важно. «Как» — это мастерство, и оно просто необходимо. Прежде чем нарушать правила, вы должны их выучить, и ничто не заменит годы учёбы, проб и ошибок. Но если вы хоть в чём-то похожи на меня, то никакой учёбы никогда не будет достаточно, и вопрос «Как» отпугнёт вас так сильно, что вы возьмёте отличное «что» и отправитесь домой. И это худшее, что вы можете сделать.

Каждую секунду, которую я трачу на переписывание, я благодарен человеку, который привёл в движение этот катящийся валун.

Источником вдохновения, о необходимости которого я и не подозревал, стал Чарльз Портис . Он был настоящим стилистическим сфинксом. В его пяти коротких, но мастерских романах детали, которые он выбирает, места, которые он подсвечивает, всегда удивляют. «Норвуд», его первая книга, иногда кажется не столько романом, сколько набором деталей, но за каждой деталью будто скрывается целая история.

Такие детали, как дом, горящий ночью в чистом поле, или сова, бьющаяся о лобовое стекло автобуса, занимают меньше абзаца, и это один и тот же абзац, и мы всё ещё только на полпути через указанный абзац книги, а автобус продолжает катиться вперёд. Я не могу объяснить вам метод Портиса, потому что его книги кажутся хаотично-неметодичными.

Кроме разве что его вступительных строк. И вот что мне нравится в Портисе. Он может завести вас в совершенно непредсказуемые места, но он всегда начинает очень прямолинейно. Его вступительные абзацы почти всегда рассказывают вам, о чём книга. И я не имею в виду предположение. Они не рисуют тонкую метафору, которая — это можно заметить при повторном чтении — действительно символизирует весь текст в целом. Я имею в виду, что Портис сразу же рассказывает вам, о чём его книга.

Как, например, в  «Железной хватке» :

«Кое-кто не шибко поверит, что в четырнадцать лет девочка уйдет из дому и посреди зимы отправится мстить за отца, но было время — такое случалось, хотя не скажу, что каждый день. А мне исполнилось четырнадцать, когда трус, известный под именем Том Чейни, застрелил моего отца в Форт-Смите, Арканзас, — отнял у него и жизнь, и лошадь, и 150 долларов наличными, да еще два куска золота из Калифорнии, что отец носил в поясе брюк».

(Перевод фрагмента Немцова Максима Владимировича. «Железная хватка». — М.: Азбука, 2011 г. — Примеч. пер.)

Эти вступительные строки, по сути, краткий отчёт о романе, который вы собираетесь прочитать. Я бы сказал «без спойлеров», но это не так, вплоть до определения злодея и указания его имени и фамилии. Конечно, вы можете возразить, что Портис делает здесь многое скрыто, например, наделяет свою героиню её фирменной прямолинейностью и потребностью демонстрировать ироничную отстранённость от насилия, но я думаю, что всё намного проще. Я думаю, что у него просто есть отличная история, которую он может рассказать, поэтому он начинает её рассказывать.

Портис, известный отшельник, не оставил после себя ничего похожего на заметки мастера, так что я понятия не имею, как этот человек писал. Но если бы я должен был провести своё расследование, как он это делал, то его итог выглядел бы так.

У Портиса есть идея для романа. Это история четырнадцатилетней девочки, которая отомстила за смерть своего отца. Итак, Портис садится за пишущую машинку и набирает первую строку этого романа:

«Однажды четырнадцатилетняя девочка отомстила за смерть своего отца».

Это то самое «что», и это невероятно круто! В смысле, ты что, издеваешься надо мной? Месть за смерть отца? В истории литературы, начиная с «Гамлета» и далее, это, пожалуй, самое большое «что» на свете. И теперь, когда его «что» написано на странице, он может расслабиться, выкурить сигарету, потому что это Арканзас 1960-х годов, и приступить к самой интересной части — «как». Одно за другим он начинает вешать украшения на рождественскую ёлку. Что, если это девушка рассказывает историю? Что, если действие будет происходить зимой?

Что, если плохой парень сбежит с двумя золотыми монетами, которые были в кармане брюк её отца? Что, если назвать плохого парня в честь учителя математики в 7-м классе, которого я ненавидел, — мистера Чейни? Это те вопросы, которые вы задаёте во время переписывания. Эти вопросы забавно задавать, а отвечать на них ещё интереснее. Переписывание — это удовольствие. Каждую секунду, которую я трачу на переписывание, я благодарен человеку, который привёл в движение этот катящийся валун: Прошлый Я, который сделал самую трудную часть и дал Настоящему Мне что записывать, отложив в сторону «как» и просто сказав «что».

Так вот в чём дело. Забудьте о «как», сосредоточьтесь на «что». Я понимаю, что этот совет подходит не всем. На самом деле, я вполне мог бы быть единственным человеком на земле, для которого он был бы полезен. Возможно, это даже ложь. Но для меня это было пером Дамбо — волшебная вещь, которая позволила мне летать.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ