Нечто непредсказуемое из недр вязкой грязи белорусских болот, нечто родом из камер пыток в психотронных тюрьмах холодных мегаполисов, нечто бесчеловечно примитивное, до дрожи непонятное. Нечто чужеродное на дне громадного провала – сокрытого толстой непробиваемой плитой от глаз человека, сокрытого внутренним адом от всего человеческого. Книга Андрея Диченко «Плиты и провалы» — концентрированная жестокость, собранная в единый свод внутренними демонами. Вскрывая слои кричаще розовой плоти, проникнуть в системы организма, отравить кровь, подчинить жизнь законам гниения и затхлому гению антител. Так действуют смертоносные вирусы самого изысканного вида – не убивая, смертью смерть поправ, но превращая некогда цветущее существо в обитель яда и разложения. Так решил действовать и автор произведения «Плиты, провалы» Андрей Диченко. Он не указывает читателю на труп социально приемлемых надежд и догм, почтительно вымытый художественным слогом и уложенный в аккуратный гроб неактуальных истин. Напротив, автор раз за разом тычет зарвавшегося читателя в дурно пахнущие уродства заживо гниющего Здравого Смысла. Да, книга именно об этом. Книга, состоящая их нескольких сотен страниц, в которых есть начало, есть концовка, есть даже некоторое подобие сюжета – но полностью отсутствуют логика.
Этому самому зарвавшемуся читателю, актуально аморальному и усреднено тупому, несложно представить, как на огонек к Валентину Катаеву заглянул Уильям Берроуз с лошадиной дозой мескалина и двумя развратными транссексуалками. Или если бы признанные мастера слова из Переделкино для получения вдохновения вместо изделий алкогольной промышленности пользовались псилоцибиновыми настойками из растущих неподалеку в сосновом бору мухоморов. Или сложно? Сюжет этой книги, ее шизофренический лейтмотив, одновременно примитивен и сложен для раздраженного внимания. В центре действа – три сестры, живущие на чертовых колесах в пространстве, лишенном времени (или подчиняющемся законам Антивремени, как читателю будет угодно).
Происхождение первой сестры есть Пустота. Пустота преследует ее вместе с двумя другими сестрами. Повествование, нарочито грубо набросанное из разных смысловых линий, делает мир или его шаткое подобие, слабо вырисовывающееся в качестве контекста, все более хаотичным. Постепенно он становится чем-то бесформенным, ошметками атниматерии, из хоровода которых выбраться также сложно, как лучам света преодолеть гравитационные силы черной дыры. Несколько слов о стиле. Автору чужд метод нарезки и другие азбучные приемы постмодернистских пишущих полчищ. Он щедро выплескивает на голову читателей неконтролируемый поток безумия в самый неожиданный момент, ломая и коверкая реальность текста до полного ее перерождения, превращения в хаос ночного кошмара. Здесь причина и следствие лишены связи друг с другом, эта противоестественность заставляет смысловые глубины произведения извергать наружу порожденных советской мифологией монстров-вырожденцев. Здесь безжизненные ландшафты типовой застройки прячут в себе полчища гуманоидов с измененным сознанием, которых за семьдесят лет любовно изъеденный ржавчиной союз сера и молота перекроили до неузнаваемости. Но страх покрывает липкой коркой внутренние стенки души не во время прочтения повести, а после, когда приходит осознание очевидного факта, что весь этот лишенный логики ужас мы наблюдаем день за днем и сами давно стали его частью.
Тяжело признать, переварить, оглушительно проорать? Приступайте к «Плитам, провалам» осторожно, не допуская передозировки. Будьте уверены, Диченко не пощадит вас. Он пишет свои книги совсем не для этого.
