Цитаты из произведения До и во время

Любое общество жестко организовано, чтобы новое поколение воспроизвело его без искажений, существуют тысячи запретов и табу, любой человек чуть ли не с пеленок знает, что можно, а что нельзя, что плохо, а что хорошо. Норма вложена во всех нас, не забыт ни один, с рождения до смерти мы живем под цензурой, от которой…

Защищаясь, общество убеждает гения, что его мысли, идеи, теории — глупость, бред, сумасшествие, что они бессмысленны, отвратительны, порочны, грязны, и он ради собственного же блага не должен посвящать в них никого, даже самых близких. Он должен помнить, что это его проклятье, его крест, позор, и молить Бога, чтобы все…

Ночью, после того разговора, мне пришла в голову странная мысль: человек может убить другого человека и совсем просто – человека невинного и безгрешного – именно потому, что есть Воскресение, что есть кому вспомнить и воскресить убитого.

Добро очень зависит от расстояния. Обращенное на людей, которых любишь, оно всегда больше, чем розданное, распределенное среди всех.

<...> мир должен быть изменен разом и навсегда; для того, чтобы длить страдания дальше, не может быть никаких оправданий, мир уже завтра, и это лишь начало, следует радикально упростить, сделать ясным и определенным; большинство бед человека связано именно со сложностью мира, из-за нее он все время путается, теряется,…

Почему мир был создан именно таким, почему, зачем было оставлено место для зла — все это кажется им результатом очень странной, очень сомнительной сделки, в отношении человека она точно нечестна, он, конечно же, ее жертва. Если Господь просто ставил опыт — что сильнее, добро или зло, то человек и тогда жертва; в Его,…

После казни Людовика XVI немалое число лиц, не обладавших никакими достоинствами, кроме жажды власти, добирались до вершины, утверждая и подтверждая, что власть может получить каждый, вопрос лишь — сумеет ли он ее удержать.

И последнее: дети похожи на родителей, это привычно и ни у кого не вызывает вопросов, ученик же стремится быть копией своего учителя, в нем всегда живет страх, что кто-нибудь скажет, что он не настоящий, что он только притворялся верным, на деле же еретик и предатель. То есть он снова предал — сначала отца, теперь…

В Талмуде сказано, что человек, каждый человек так же дорог Богу, как весь мир, что Он создал. Человек так же сложен, как мир, потому что он, этот мир, — в каждом из нас.

<...> то, как я намеревался рассказать о стариках, мне вряд ли может быть поставлено в укор. Если бы я сумел их написать, в «Синодике» они, безусловно, были бы равными среди равных. Я знал, что не должен, не имею права писать, пока их не полюблю, пока не захочу сохранить как своих близких. Господи, я действительно хотел…