Цитаты из книг — Франческа Феррандо

Если говорить об антигуманизме в категориях Фуко, за смертью Бога, о которой объявил Ницше, должна обязательно последовать смерть Человека.

Слово Mensch в немецком языке гендерно-нейтрально, оно обозначает человека вообще, тогда как Mann обозначает «мужчину», а Frau – «женщину»; вот почему по-английски Übermensch следует переводить термином «overhuman».

если символическое рождение этого умирающего сейчас человека можно возвести к эпохе Просвещения, его символическую смерть Фуко отождествляет с философским событием – сверхчеловеком или Übermensch Фридриха Ницше

исторически Фуко возводит рождение такого специфического человека к эпохе Просвещения, а не к «восстановлению и новой интерпретации цицероновского понятия humanitates в период Возрождения», как отмечает Хан-Пайл

наукой могут считаться разные вещи, отвечающие убеждениям той или иной эпохи, то есть тому социальному и культурному дискурсу, который Фуко как раз и определяет в качестве «эпистемы».

В действительности, то, что считается наукой в определенную эпоху, не обязательно будет считаться таковой в другую.

Утверждая, что человек близится к своему концу, Фуко не хочет сказать, что люди могут вымереть. В действительности, Фуко не говорит о человеке как биолого-эволюционном животном, он говорит о нем как историческом понятии или, если еще точнее, о социокультурной конструкции, принятой в определенной «эпистеме».

Антигуманизм полностью признает следствия «смерти человека», описанной некоторыми постструктуралистскими теоретиками, в частности Мишелем Фуко, который в «Словах и вещах» отметил: «Человек не является ни самой древней, ни самой постоянной из проблем, возникавших перед человеческим познанием… Человек, как без труда…

Постгуманизму и антигуманизму в равной мере свойственна радикальная, беспощадная критика абсолютистской, универсалистской и гегемонной аккредитации и признания человека, которое на самом деле оказалось отражением тех субъективностей, которые вовлечены в интеллектуальное утверждение подобного «нейтрального» человека.

Феминизм будет говорить, что «частное – это политическое», что жизнь – и есть политическая арена: то, как мы живем, – это и есть политический акт.

В этой нарративной структуре позитивные коннотации обычно несет первый элемент иерархического дуализма – который также представлял субъекта, формулирующего дискурс, то есть того, кто описывает, – тогда как второй элемент (описываемый) негативно воссоздается как производное от позитивной конституции первого.

Согласно этому онто-эпистемологическому подходу, люди с исторической привилегией могут описывать «других» – например, женщин или неевропейцев – основываясь на бестелесном и косвенном опыте того, что значит быть «женщиной» или «неевропейцем», а потому и проецируя на них свои ожидания и предубеждения.

«нейтральный» субъект, как он постулировался в истории западной философии, демонстрирует свое безусловное основание: причастность западному историческому опыту белого мужчины является основной позицией для описания (универсального) человеческого опыта.

И постгуманизм, и антигуманизм дистанцируются от единого и общего подхода к человеку. Это означает, что не существует одного определенного типа человека, который мог бы навязывать свой опыт, взгляды, точки зрения, выдавая их за абсолютные характеристики человека как вида в целом

В этом смысле плюрализм не равен релятивизму: мы можем объединяться нашими различиями и несмотря на них. В этом мы можем усмотреть существенное сходство антигуманизма и постгуманизма, однако одна ли у них ориентация?

Понятие технологий себя играет ключевую роль для постчеловека: поскольку дуализм самости и другого был переформатирован благодаря реляционной онтологии, технологии себя играют, как мы увидим далее, существенную роль в процессе экзистенциального раскрытия.

В общем и целом технология, не будучи всего лишь функциональным средством «получения» (энергии, более сложной техники или даже бессмертия), вступает в пространство постгуманистических дискуссий благодаря таким ключевым мыслителям, как Мартин Хайдеггер, Мишель Фуко и Донна Харауэй.

современные общества утратили это понимание «techne» как «poiesis»; и именно по этой причине, хотя современная техника – это тоже раскрытие потаенного, Хайдеггер описывает современную технологию как «постав». В современной технологии он видит ограничение потенциалов раскрытия

техника, как правило, понимается как «средство для достижения целей» и как «человеческая деятельность» [Там же, с. 221]. По Хайдеггеру, эти ответы не являются ошибочными, однако их недостаточно для понимания сущности технологии.

Ницше родился и вырос в довольно суровом обществе, в котором религиозность была не выбором, а необходимостью.