Фейк

Пролог. Домик с мертвецами

В горном доме теперь живут мертвецы. Их трое: Лизонька, Святослава и Леонид. Первые две забрали третьего.

По крайней мере так он кричал Александре перед тем, как выброситься из окна. Но самые последние слова, которые она уловила в полубезумной речи отца, были: бойся крылатых птиц…

А после прозвенело окно, единственное во всем доме, которое осталось с давних времен, когда еще не было стеклопакетов. Окно, которое стокилограммовый мужчина с легкостью вышиб своим телом. Глухой удар о землю поставил точку в его жизни.

Лунный свет серебрится в осколках стекла, рассыпанных на скрипящем полу. За разбитым окном безмятежно кружатся снежинки.

В горах зима наступает рано.

Глава 1. Гостья из картины

Даниил замирает на месте и вглядывается в плачущую «темноту». Постепенно глаза привыкают к тусклому освещению на улице и улавливают очертания девушки. Девушки, которая ежится в углу крыльца, и судя по босым ступням, на ней только черная шуба.

Вызывать полицию? Скорую? В четыре утра после утомительной смены меньше всего на свете хочется поднимать шумиху.

Он нервно сглатывает и осторожно подходит ближе. Может галлюцинации? Надышался чего в баре? Больше не будет замещать Егора. Пусть сам разбирается, что ему дороже: работа бармена или очередная пассия.

Даня ступает на первую ступеньку и светит телефоном на таинственную гостью:

– Эй, вы кто?

Общение с противоположным полом у него ограничивается матерью и Марией – лучшей подругой, и по совместительству бывшей возлюбленной. В остальных случаях он старается использовать заученные фразы: «Здравствуйте», «Что будете пить?» и «Туалет прямо и налево». Но сейчас полная импровизация, хотя… возможно, незнакомка настолько продрогла, что ей не помешает чего-нибудь выпить.

Девушка всхлипывает, и из вороха норковой шубы показывается ее лицо. Телефон вываливается из рук Даниила, и он отшатывается:

– Господи помилуй!

Страх, как электричество, пронзает вдоль позвоночника. А в висках барабанит: это она, это она, это она!

Даня поспешно оглядывается, но на улице тишина. Ни в одном доме не горит свет. Ни в крохотном коттедже бабы Аси, ни в старом бараке Киселя – торгаша с рынка. На лицо падает колкий снег, а фонари отбрасывают на припорошенную дорогу блеклый свет.

– Помогите, – охрипший голос заставляет Даню поднять чудом не разбившийся мобильный, – мне так холодно.

– Нет, нет, нет… – Даня поспешно засовывает телефон в задний карман джинсов и только с третьей попытки вытаскивает связку ключей. – Сейчас, – он открывает замок, и его окутывает теплое дыхание дома. Вслепую хлопает ладонью по внутренней стороне стены и включает свет.

– Холодно, – стонет девушка и вновь разражается тихим плачем. – Ноги… больно…

Она изъясняется односложно, словно каждое слово причиняет боль. Даня подхватывает ее на руки и охает от неожиданности. На фотографиях в инстаграме она не казалась такой тяжелой, наоборот весьма хрупкой.

Даниил заносит девушку внутрь и захлопывает дверь ногой. Почему он чувствует себя вором? Будто позарился на чужой бриллиант? Даня крепче прижимает к себе гостью и разглядывает ее лицо при свете. Александра. Алекса. Первого декабря Бог ниспослал ему девушку, в которую он влюблен.

– Ноги, – Алекса поднимает опухшие от слез глаза на Даниила, и он забывает дышать.

Черные, миндалевидные, такие глаза, которые знают твои секреты, знают все тайны мира. Сейчас они умоляют о помощи.

– Я долго бежала по снегу. Поскальзывалась, падала… и снова бежала, – устало шепчет она. – Я сбежала… – Алекса продолжает бормотать уже бессвязные слова, то проваливаясь в беспамятство, то выныривая с глухим криком.

Даня осторожно опускает ее на диван посреди гостиной и плотно занавешивает окно. Проходится по всему дому, опускает рулонные шторы, закрывает двери. Он знает Алексу уже несколько лет. Она – инстаграм-блогер, ведущая канал о красивой жизни и творчестве. Она – его идеал. Но сейчас ему кажется, что он укрывает преступницу.

– У вас температура, – он прикладывает ладонь к горячему лбу Александры.

Она резко раскрывает глаза, но усталость с лихорадкой заставляет их закрыть. На бледных щеках рисуется болезненный румянец, а обнаженные ступни покрыты мелкими царапинами и воспалены. Под шубой только черная шелковая сорочка с кружевами. В таком виде не гуляют зимой. Тем более ночью.

Все, как на его картине. Точь-в-точь. Господи, что же он наделал?

***

Снег. Повсюду. Залепляет глаза, рот. Она протирает лицо, размазывая слезы по щекам, и продолжает идти наперекор метели. Ступни горят. Их обжигает лед. Жарко. Она оглядывается и видит за собой кровавые следы. Паника накатывает, и она бежит быстрее, но тщетно. Она все равно ее нагонит. Крылатая птица.

Александра кричит, и метель исчезает. Она дома. В теплой кровати. Она дома…

Некоторое время она лежит, не двигаясь, разрешая себе беззвучно поплакать. Сейчас. Сейчас ей станет легче. Глубокий вздох… Но перед глазами стоит безумное лицо отца, а затем он выпрыгивает из окна. Снова и снова.

Алекса проводит ладонью по темно-синей простыне и замирает. Это не ее комната. От страха она резко садится на кровати и суматошно оглядывает спальню, погруженную в серый полумрак. Рулонная штора с лесным пейзажем закрывает единственное окно. Кажется, часть стен увешана незаконченными картинами, а из шкафа торчат свернутые в рулоны холсты.

– Господи… – голос осип до невозможности.

Где она?

События неохотно восстанавливаются в памяти, собираются в некую серию абстрактных картин, яркий калейдоскоп диких красок. Последнее, что помнит Алекса, как от усталости и холода она постучалась в первый попавшийся дом, похожий на пряничный домик из сказки. Он вызвал у нее доверие, она еле забралась на крыльцо, а затем появился темный силуэт незнакомца.

Александра порывисто откидывает одеяло и вскакивает на ноги. Жгучая боль пронзает ступни. От неожиданности Алекса кричит и валится на пол. На глаза наворачиваются слезы. Боль из сна переместилась в реальность.

Глава 2. Подарок дьявола

Голову словно отлили из чугуна. Даня разлепляет глаза и еле садится на диване. Боже, какое счастье, что сегодня воскресение. Если бы пришлось идти на работу, он бы застрелился.

В его спальне слышится вскрик и грохот. Звуки врываются в сознание, возвращая Даниила к незваной гостье. Сегодня ночью на пороге своего дома он нашел Александру Вольф.

– Господи помилуй! – Даня подрывается к комнате и распахивает дверь, одновременно включая свет. И тут же смущенно отворачивается. К девушкам в черных сорочках на полу своей спальни он не привык. – Простите, я услышал… – невнятно бормочет он. – Вы упали…

– Да! Упала, потому что ноги адски болят, – Алекса щурится, прикрывая ладонью глаза. Затем стягивает с кровати одеяло и закутывается по шею.

Воздух спертый, и Даня дергается в сторону окна, но тут же каменеет на месте. А вдруг ее кто-то увидит?

– Я за…забинтовал их.

Превосходно, он еще и заикается. Даниил мысленно стонет и заставляет себя посмотреть на Александру. Да, это действительно она. Удивительная восточная куколка. Мать Алексы была японкой и родила невообразимо красивую девочку. Раскосые глаза темно-шоколадного цвета блестят хитринкой. И эти волосы, они даже на вид похожи на черный шелк.

Даня наизусть знает ее внешность. Не раз рассматривал фотографии в инстаграме. Слишком красивая, чтобы быть правдой. Такая фарфоровая, тонкая, чувственная, изумительная…

– Я заметила. Спасибо, – отмахивается Алекса от его слов.

– А-а-а, – растерянно протягивает он, – меня зовут Даниил, – не сразу, но вспоминает с чего начинается знакомство.

– Александра, – повисает неловкая пауза, в течение которой она задумчиво разглядывает картины на стенах.

Осознание, что она видит свои портреты, приходит не сразу. А когда приходит, кажется у него краснеет даже мозг.

– Ты что сталкер, что ли? – хрипит Александра.

– Нет, нет, я… я просто художник. Рисую то, что мне нравится… – Даниил поспешно срывает картины со стены и переворачивает их холстом к стене. На этой Алекса стоит в пол оборота возле окна, а здесь рисует. – То есть я не хотел сказать, что вы мне нравитесь. Хотя, конечно, вы безусловно красивая девушка. Но…

– Стой! – прерывает бессвязный поток слов Алекса и кивает на предпоследнюю картину. – Это тоже ты нарисовал?

Даня озадаченно рассматривает картину, и липкий ужас покрывает его спину. Он должен был спрятать картины, но разве можно было предвидеть?

И жесткий голос его внутреннего Я отвечает: можно!

– Ну, да…

На холсте возле двери уютного домика, за прототип которого он взял свой дом, ютится беглянка в черном плаще. На нее падает тусклый свет недорисованного фонаря. Низ картины остался кристально белым, нетронутым.

– Я не понимаю… Когда ты ее нарисовал?

От страха во рту пересыхает:

– Я… я не помню. Эта картина давно стоит незавершенная. Кажется, еще с лета, – на вкус ложь горчит.

Александра закрывает глаза и тяжело дышит.

– С вами все в порядке? – осторожно уточняет Даня и тут же получает гневный взгляд.

– Нет, черт возьми! Я не могу ходить, у меня до жути болят ноги, горло осипло и кажется у меня температура. Я хочу есть, я устала, я… – она зажмуривается, словно о чем-то вспомнила.

– Мне очень жаль.

– Забей. Лучше угости меня чаем, – устало произносит Алекса.

– Да, конечно. Пойдемте на кухню, – Даня поворачивается к двери и получает в спину едкое замечание:

– Ты что забыл? Я. Не. Могу. Ходить.

Даниил будто примерзает к полу. На мгновение даже глохнет.

– Вы хотите сказать, – он оглядывается на Александру, – что я должен взять вас на руки?

Она вскидывает бровь:

– А что? Это проблема? Ночью ты с этим справился на пять с плюсом. Даже к моим ногам прикасался. А может и не только. Я была без сознания, ничего не помню, – она с ироничной улыбкой пожимает плечами.

Даня шумно выдыхает:

– Нет! Я бы никогда… – он стискивает кулаки и делает шаг к Алексе. И снова замирает.

– Че ты уставился на меня, как на удава? – фыркает она. – Я не тяжелая.

– Тяжелая.

– Что?!

– Ну, в смысле не то, чтобы тяжелая… Но на фотографиях вы казались намного легче, – Даниил прикусывает себе язык и понуро опускает голову.

Если он мог все испортить, он уже это сделал. Убедить Александру в том, что он – адекватный мужчина двадцати шести лет, вряд ли уже получится.

– Боже, я впервые вижу такого стеснительного парня, – она устало качает головой. – Я, правда, не горю желанием прыгать к тебе на руки, но мои ноги в хлам…

– Знаю…

– Представь, что я без сознания?

Вопрос Александры возвращает Даниила на шесть часов назад. Тогда было все по-другому. Она выглядела такой беззащитной.

Он на несколько секунд зажмуривается, а затем наклоняется над Алексой:

– Простите.

Ее тонкие руки быстро обвивают шею Даниила. Он с легкостью ее поднимает, и она доверчиво прижимается к его груди, в которой неистово колотится сердце. Волосы Алексы пахнут корицей. Если думать, что он несет ворох одеяла, неловкость исчезает. С Марией же он как-то целовался. И не только… Хотя ту он знает с детства. А с Александрой все иначе.

Они заходят на небольшую кухню, дизайном которой, впрочем, как и всего дома, занималась мама. Стены выкрашены в светло-бирюзовой цвет, занавески бежевые с розами. Вдоль окон тянется длинная барная стойка, заменяющая стол. Она плавно перетекает по периметру в кухонные тумбы, раковину и газовую плиту.

– Как мило, – Александра с любопытством оглядывается, – а у нас на кухне хай-тек, – она морщится.

Даниил отводит взгляд от бретельки сорочки, которая сползла с округлого плеча, и усаживает Алексу на высокий стул:

– Вам стоит позвонить родным, объяснить, что случилось.

– Нет.

Порывистый ответ рассекает воздух. Алекса съеживается в коконе из одеяла, ее взгляд стекленеет.

– Мне нельзя домой. По крайней мере сейчас, – она хватает его за руку, и Даня вздрагивает от ее холодных пальцев. – Я понимаю, что веду себя нагло. Не думай, что я не благодарна тебе. Ты спас мне жизнь. Наверное, сама судьба вела меня к твоему дому, и эта ночь… – ее голос обрывается, а глаза наполняются слезами. Александра глубоко вздыхает и прячет лицо в одеяле.

Сама судьба? Можно сказать и так.

Даниил протягивает ладонь к ее плечу, но тут же прячет руку за спину. Вместо этого ставит на газовую плиту железный чайник и пытается не обращать внимания на всхлипы. Утешать девушек умеет Егор. Правда, Александра Вольф вряд ли ему по зубам. С виду изящная, красивая, словно не из этого мира, но ее речь… она разговаривает, как… На секунду Даня задумывается. Она говорит, как озлобленный на весь мир мальчишка.

– Вы любите овсяную кашу? – он оглядывается на Алексу, которая яростно вытирает лицо одеялом.

Уже не так страшно находиться с ней в одной комнате. И правда, если представить на ее месте Марию, можно даже пошутить. К примеру, он сказал бы ей, что она сейчас похожа на восточную снегурку с красным носом. И подмигнул. А она бы засмеялась и ответила, что тогда он – Дед Мороз в молодости, кудрявый и черноволосый. Да… В мечтах все проще. Даже жить.

– В последний раз я ела ее в первом классе, – Алекса улыбается. – Сейчас готова съесть даже тебя, – она тянется к окну и отодвигает занавеску. – Почему у тебя все окна зашторены?

– Я боялся, что вас ищут, и решил будет не лишним спрятаться от любопытных глаз.

Он ставит на огонь кастрюлю и наливает молоко. Пусть удача будет на его стороне, и получится действительно каша, а не клей.

– Перестань обращаться ко мне на вы. Мне всего двадцать один, а с тобой я словно состарилась на десяток лет.

– Простите… – Даня прикусывает кончик языка. – Прости. Привычка. Я редко общаюсь с девушками тет-а-тет.

– Я заметила, – хмыкает Алекса.

Она складывает руки на стойке и кладет на них голову. Подсматривать плохо, но Даня ничего не может с собой поделать. За окном белые сугробы и высокий соседский забор. И на этом фоне она кажется такой одинокой.

Он планировал провести воскресение тихо наедине с собой, а в итоге стоит с чугунной головой возле плиты и варит кашу для девушки, в которую влюблен. Порой мечты исполняются самым неожиданным образом. И пусть так, но кажется он счастлив.

– Почему вы… ты не хочешь позвонить семье? – рискует спросить Даниил, глядя на бурлящую кашу. Интересно, сколько он положил крупы? – Я слышал о смерти твоего отца. Прими мои соболезнования… Но у тебя же еще есть братья и сестры. Они точно волнуются.

– Его убили, – отрезает Алекса. – А им нельзя доверять. Не сейчас. Мне надо залечить ноги. Я едва сумела… – она вздыхает, прерывая саму себя. – В следующий раз вряд ли так повезет. Но, если я тебя стесняю, ты скажи…

– И ты уйдешь? – Даниил не смог удержаться от иронии. Он быстро переглядывается с Алексой, и она улыбается. – Вряд ли в таком виде тебя можно куда-то отпустить. Сейчас я живу один, родители путешествуют и вернуться не скоро. Так что гости, сколько душе угодно. К тому же, я и не мечтал, что когда-нибудь смогу с тобой познакомиться…

Глупо скрывать свою симпатию после того, как она видела картины. Может он и правда сталкер?

– А ты осмелел. Прям такой бравый стал.

– Ой, я это говорил каше, а не тебе, – и в ответ она смеется.

Как часто он слышал ее смех в инстаграме. Но вживую он еще прекраснее.

Даня быстро заваривает черный чай и ставит на стол вместе с липовым медом.

– Спасибо, – шепчет Алекса. – Я уверена, тебя послал мне сам Господь, – ее взгляд становится задумчивым. – А вот моя семья – подарок дьявола. Потому что у каждого из них был мотив убить отца. Даже у меня.