Бог не проходит мимо

Глава пятая

Октябрь 2004 года. Наконец Настя решила встать. Заснуть так больше и не удалось, слишком велико было потрясение от новости о наступившей беременности. Муж давно ушел. Дети закопошились в своей комнате. Слышно было, как Верочка со свойственной ей эмоциональностью объясняла младшей Симочке, как ее новая кукла может ходить на горшок. У Верочки недавно были именины – Веры, Надежды, Любови, и папа подарил ей новомодную и дорогущую куклу под названием «Беби Бон», которую она очень давно просила. У Насти и в мыслях не было приобретать ребенку столь дорогую игрушку. Денег постоянно не хватало на самое необходимое, на обувь детям и даже на еду. Настя привыкла постоянно жить в режиме жесткой экономии. А муж взял и купил, сделал дочкам сюрприз. Настя тихо повозмущалась, прикидывая, сколько всего можно было купить на эту сумму, но вслух ничего не сказала. Что может сравниться с детской радостью, девочки были еще не в том возрасте, чтобы радоваться новым сапогам. Да и мужа обидеть она боялась.

Дети не могли выговорить сложное имя новой куклы и называли ее просто «Бибон», что всегда вызывало улыбки умиления у взрослых.

С куклы Настя переключилась на мысли о будущем ребенке.

– Еще один ребенок, и это не предел. Сергей и думать запрещает о предохранении. Как хорошо, что у нас большая квартира, – думала Настя, – вон у нас матушка отца Григория в каких условиях живет, а ничего, деток рожает и не ропщет.

Но в душе Настя сочувствовала многодетной жене отца Григория, повторить такую судьбу ей вовсе не хотелось. Она понимала, что здесь лжет самой себе, лжет, когда говорит и думает о таких людях с восторгом. Нет, такая жизнь восторга в ее душе давно не вызывала. Раньше она мечтала иметь много детей, но то было раньше. А столкнувшись с реальными трудностями, поняв, что дети – это каждодневный каторжный труд, почувствовала, что это желание в ней поутихло. Она стала бояться многодетности и сочувствовать многодетным. Настя понимала, что так думать нельзя, грех так думать, дети – благословение Божие, но мысли об этом приходили к ней снова и снова, хотя она упорно боролась с ними.

Свекровь, к общему семейному счастью, покинула супругов два года назад, окончательно перебравшись на ПМЖ на дачу.

– Теперь буду целый день думать только об этом, а вечером надо будет сказать мужу. Он, конечно, обрадуется. Он всегда радуется. Ему не надо ни сидеть с детьми, ни ползать с токсикозом по магазинам, ни стоять у плиты, когда тошнит от одного упоминания о еде. И если взрослым можно и не готовить, то детям все равно придется. Надо идти варить кашу. Нет, надо радоваться, несмотря на трудности.

Между тем дети услышали, что мама встала, и наперегонки, с криками, таща за собой любимую куклу, влетели в комнату и повисли на Насте.

– Доблое утло, мамочка! Мама, наша кукла пописала в голшок. А Сима уписала кровать, – спешила рассказать утренние новости Верочка.

Вера упорно не выговаривала букву «р», надо было заниматься с логопедом, но на занятия денег не было. Настя переживала и не знала, что делать, скоро в школу, а ребенок простую букву не выговаривает.

Холодильник был пуст, уныло пуст. Значит, прогулку придется совмещать с походом на рынок.

Настя открыла молитвослов и принялась варить кашу детям – в последнее время она часто совмещала утреннее правило с варкой каши и другими кухонными делами. Не успевала. Корила себя за то, что не может организовать свой день и свое время, так, чтобы оставалось время на молитву. Дети уселись за свой столик, нетерпеливо ожидая завтрака. По утрам у них всегда был хороший аппетит. Было время, когда дочери по утрам соскакивали ни свет ни заря и требовали есть, совершенно не давая Насте выспаться. Теперь они стали старше, спали почти до девяти часов, что было для Насти большим счастьем. Она всегда очень тяжело переносила ранние подъемы. Встать в семь часов, особенно зимой, для нее было сущей пыткой. Именно поэтому она очень не любила ранние службы и старалась их по мере возможности избегать, в отличие от Алены, которая их, напротив, охотно посещала. В этом они с Аленой не сходились: та была жаворонком, а Настя – совой. В институте Настя до поздней ночи писала, шила и рисовала курсовики, тогда как Алена, сладко посапывая, смотрела десятый сон. Когда же Настя, измученная курсовыми (а она, как правило, писала и за Алену), засыпала, полседьмого вскакивала бодрая и свежая Алена, начинавшая шуметь и демонстративно громко читать утреннее правило, периодически останавливаясь и крича: «Настя, вставай, подъем, Царство Божие проспишь. Кто рано встает, тому Бог подает, святые отцы не одобряют многоспание. Хватит дрыхнуть. Проснись, наконец!»

Настя переворачивалась на другой бок и умоляюще просила: «Ну, еще пятнадцать минуточек». Потом она вышла замуж, родились дети, которые занимаются тем же, чем и лучшая подруга. А до рождения Веры Настя работала в мастерской по пошиву облачений, где тоже приходилось рано вставать. И так всю жизнь.

– Девочки, помолитесь, – машинально произнесла Настя. Ее вновь стало клонить в сон, глаза слипались, навязчивая зевота раздирала рот.

Вера, встала и, как большая, картаво запела «Отче наш».

Когда дети уже вовсю ели кашу, Настя дочитала и свое правило, дошла до молитвы о живых, помянула детей, мужа, родственников и в конце произнесла: «Спаси, Господи, и помилуй заблудшую Елену». Потом устало опустилась на стул и подумала:

– Где теперь Алена? Вестей от нее никаких…