Больше рецензий
Эксперт
По моему скромному мнению :)
5 января 2024 г. 09:31
2K
3 Я художник, я так вижу
РецензияКем ты нас считаешь? Коммунистами-изгнанниками? Врагами народа? В этом клубе все евреи!
Меньше всего в праздничные дни я хотела читать о политике, но "вляпалась" именно в такую историю.Не помню, когда и почему данная книга оказалась у меня в виш-листе, привлек ли сюжет или отзывы друзей, но это весьма популярное издание с отличными оценками давно мозолило глаза, а манящее слово "оптимисты" все же сделало свое дело - вот я и взялась за данное произведение.
Буквально с первых же страниц меня словно окатило ледяным душем: рассуждения об идеалах и палачах, о коммунизме и невозвращенцах в художественной книге совсем не радовали. Попытки разобраться, на основе чего автор написал данное творение, какие материалы использовал, не принесли результата: в одних статьях журналист указывает, что раз писатель убедил вас в реалистичности, то неважно, что было на самом деле, ведь это художественный текст, в других же сообщается о том, что Генассия считает, что социалистическое наследие губит Францию, ведь тут слишком высокие налоги, а железнодорожники в 55 выходят на пенсию и 40 лет живут припеваючи, третьи статьи рассказывают о последующих книгах ранее неизвестного сценариста, где он то повествует о гражданской войне в Испании, то об индийце в британской армии - в общем, круг интересов данного автора весьма обширен.
Все налоги, которые собирает Франция, расходуются к 31 августа. Чтобы доползти до следующего года, производятся займы. Мы живем не по средствам. Есть множество социальных категорий, которые разоряют страну. Так называемые левые, самая реакционная и консервативная часть общества, не хотят никаких изменений. Например, железнодорожники выходят на пенсию в 55 лет. И еще 40 лет они будут получать пенсию. Нужно, чтобы кто-то поменял трудовой кодекс.
Франция — это страна вялого коммунизма. Весь трудовой кодекс написан таким образом, как будто мы живем при коммунизме. Он совершенно склеротичен и не отвечает реальности. А профсоюзы с их забастовками просто дуют на угли.
Ладно, долой предубеждение, надо дать шанс этой книге, думала я, пробираясь через текст с двойным усердием. Причем не скажу, что книга тяжело читается, она чем-то напомнила мне истории Драгунского, только без той доброты, которую я ценю в творчестве Виктора Юзефовича. Незамысловатая история о мальчике, который в 12 лет кажется себе очень взрослым, любит читать русскую классику, рассуждает о том, стоит ли изучать творчество плохих людей, типа Жюль Верна, Мопассана и Достоевского.
Я не знал, как быть с тем фактом, что обожаемые мной Жюль Верн, Мопассан, Достоевский, Флобер, Сименон и многие другие писатели были теми еще мерзавцами. Как поступить — забыть об их существовании и никогда больше не читать? Сделать вид, что их вообще нет, когда их романы как будто специально для меня написаны? Как таким отвратительным особям удалось создать гениальные творения?
Расскажет Генассия и про проблемы Мишеля с математикой, про семейную обстановку с враждующими "группировками": бедный папа из итальянцев- коммунистов и истеричная тиранша-мама из весьма обеспеченных буржуа, которая сильно достает своих сыновей и унижает мужа, что, конечно, не приведет ни к чему хорошему.
Но главное, что составляет костяк данной книги, это то, что маленький мальчик очень стремится стать своим среди взрослых, сначала "прилипая" к друзьям старшего брата (они ведь слушают рок, обсуждают литературу и политику, пьют спиртное) и ходит хвостиком за девушкой брата. А потом он с лёгкостью отказывается от времяпрепровождения с другом-лицеистом, чтобы стать своим в "Клубе неисправимых оптимистов" - сообществе весьма неудачливых иммигрантов, по большей части из СССР и восточного блока, хотя затесался тут и немец, не желающий иметь ничего общего с фашиствующей Родиной, а так же грек, бегущий от монархистов и гражданской войны в своей стране.
Книга для меня получилась весьма скучной, несмотря на то,что я и старалась впитать приметы того времени, атмосферу 60-х, но повествование словно заезженная пластинка все длилось и длилось, сообщая о герое, который не вызывал симпатии и понимания. То ли эта эпоха слишком от меня далека, то ли автор как-то слишком поверхностно ее описывает, так что непонятным остаётся, например, ситуация в Алжире и почему коммунистическая молодежь и поклонники революции бросают университеты, отказываются от брони и уезжают воевать (усмирять повстанцев, которые мутят воду и мечтают о независимости), а потом вдруг с удивлением сталкиваются с крушением своих идеалов.
— То, что кажется невероятным здесь, там — обычное дело. Такая вот война. Они, между прочим, тоже не невинные дети. Оказываешься между молотом и наковальней. Хочешь остаться человеком, но понимаешь: не развяжешь языки арабам, погибнут французы. В конце концов убеждаешь себя: нужно делать грязную работу, чтобы избежать худшего.
Вообще удивительное дело, как много было во Франции коммунистов, например, героям, сбежавшим от коммунистического правительства, оказывается весьма сложно получить официальное разрешение на жительство, если их дело попадало к чиновнику, сочувствующему советскому режиму.
Но и кроме этого у них было достаточно бед: иностранные дипломы не котировались, так что врач вынужден был работать таксистом, бывший летчик-асс мается без работы, венгры работают на складе или швейцарцами, так что актер, не выдержав тоски по славе и высокооплачиваемой работе на Родине, совершает немыслемое - возвращается в покинутую им страну.
А немец вообще вызывает у многих ненависть, ведь не будешь же каждому объяснять, что ты член Сопротивления и бежал из Германии ещё в 30-х годах, поэтому он довольствуется ролью немногословного киномеханика. Больше других повезло греку - специалисту по латыни, он хоть и терпеть не может церковников, но именно в религиозном лицее нашел себе место, которое очень боиться потерять.
Автору словно мало своего главного героя и его окружениях, он будто бы готовит салат - немного Венгрии, Польши, потом добавим Ленинград и "чистки", потом Англию и роман русского полковника с француженкой, опять перепрыгнем к мальчишке и его попыткам решить взрослые проблемы подруги, стать для нее надёжным плечом и жилеткой, в которую можно поплакать. А потом мы срываемся в Алжир, где военнослужащие разводят какие-то то свои псевдотеории, а заодно насаждают мир или же совершают преступления и дезертируют, ожидая, что родители помогут решить проблемы и попутно "мутят воду" со своими девушками.
Мы отсиживаемся за нашей колючей проволокой, под сторожевыми вышками, отделенные от врага границей, простой линией на песке пустыни, а они преспокойно возвращаются в Тунис и отсиживаются там. Они трусы, только и умеющие, что пытать и убивать фермеров и беззащитных крестьян, а увидев нас, разбегаются, как кролики. Была надежда, что с появлением де Голля все изменится, мы их сделаем, прихлопнем как мух раз и навсегда, но ничего не происходит. Ты поймешь, как глубоко я увяз в этом болоте, если я скажу, что провожу дни за игрой в белот с тремя парнями, которых полгода назад записал в слабоумные. Сегодня они — мои лучшие друзья.Я решил опробовать на них фундаментальные принципы сенжюстизма: раз уж собрался биться за права угнетенных, почему бы не поинтересоваться их мнением и желаниями.Мне повезло, со мной служат образцово-показательные французские пролетарии из глубинки: сын фермера из Ардеша, наладчик с механического завода в Сент-Этьене, дальнобойщик из Гавра. Уровень образования — бакалавриат минус шесть.
Я не понимал всей глубины фразы Сен-Жюста: «Чтобы наша борьба увенчалась успехом, придется убить немало противников». Я надеялся, что удастся ограничиться несколькими непримиримыми символами старого режима. Нельзя строить иллюзий относительно способности врага к сопротивлению — он пустит в ход все средства, чтобы удержать власть. Произойдет настоящая революция — или не произойдет ничего. Будет много погибших, и я не уверен, готовы ли мы сегодня пролить реки крови. Стоит ли оно того? Конечно стоит. Поддержит ли нас народ? В этом я не так уверен. Народ порабощен и не осмелится восстать, из страха потерять свои жалкие льготы — подачку с барского плеча буржуазии. К чему драться за рабов, лижущих хозяйскую руку? По правде говоря, на этот вопрос я ответа не нахожу. Как далеко можно зайти в попытке сделать людей счастливыми помимо их воли?
В общем, подводя итог, я, к сожалению, не могу разделить восторги по поводу этой книги. Для меня она слишком скучная, не цепляющая, хотя отчасти я и прикоснулась к иной эпохе, но происходящее скорее напоминает мне болото, в котором барахтаются герои со своими проблемами, а оптимизм тут вообще слово-приманка. Не будь постоянных отсылок к "кровавому прошлому" СССР и бесконечных казней невинных коммунистами (хотя справедливости ради надо упомянуть, тут рассказывается и об американской казни невиновных, осуждённых за шпионаж на благо СССР
Пятого апреля 1951 года Верховный суд штата Нью-Йорк приговорил Этель и Юлиуса Розенберг к смертной казни за шпионаж в пользу СССР. Во всем мире этот приговор вызвал ужас и возмущение. Тысячи людей вышли на демонстрации, протестуя против юридического фарса, ставшего зеркальным отражением зловещих московских процессов. Солидарность мировой общественности не смогла помешать казни двух невиновных на электрическом стуле.
), я поставила бы 3.5, но то, что современный автор, писавший текст в 2000-х годах, продолжает эксплуатировать темы Холодной войны, меня неприятно удивило. На мой взгляд, стоит разбираться в трагических моментах и пытаться понять прошлое, но в этих вопросах хотелось бы изучать мнение историка- специалиста, видеть, на каких материалах он основывает свою позицию, а не черпать познания из художественной книги и позиции "я художник,я так вижу".
Да, люди жалуются на нехватку продуктов, но это не значит, что они против коммунизма. Просто никто не понимает, что происходит. Нигде ничего нельзя купить. Граждане часами стоят в очередях. До революции даже бедняки могли купить в магазине творог. Сегодня его не купить ни за какие деньги. Люди устали, Саша.
У больницы Тарновского была дурная слава. В венерологическом отделении принудительно лечили проституток, по ночам милиция доставляла сюда бездомных, впавших в детство стариков и пьяниц, подобранных на ленинградских улицах, а в огромном морге по пять-шесть месяцев лежали невостребованные покойники. Деревянные корпуса были построены в тридцатые годы, в палатах гуляли сквозняки, температура не поднималась выше пятнадцати градусов. О больнице рассказывали всякие ужасы, но смертность здесь была не выше, чем в остальных больницах города. На территории находился один новый корпус, прозванный в народе Дворцом: трехэтажное бетонное здание с решетками на окнах внешне очень напоминало тюрьму. Здесь в отдельных палатах с центральным отоплением лежали высокопоставленные сановники и их родственники. Еду для «знатных» пациентов готовили на отдельной кухне. Врачи, обслуживавшие партийных функционеров, имели немалые преимущества перед коллегами, в том числе всегда ели досыта. Закончив институт, ИгорьМаркиш решил учиться дальше, чтобы стать кардиологом. Война нарушила эти планы, но специалистов не хватало, и его приписали к Дворцу.
— Хочу предупредить, что вы будете арестованы.
— О чем вы?
— Завтра. Прямо в больнице.
— За что?
— Вы врач, еврей и коллега профессора Этингера.
— Я ни в чем не виноват.
— Другие тоже. Но их арестовали. Их осудят и расстреляют. А тех, кому повезет меньше, сошлют в Сибирь.Они расстреляли сотни артистов, писателей, драматургов и поэтов, хотя те не участвовали в контрреволюционных заговорах, не злоумышляли против власти. Их единственная вина заключалась в том, что они были евреями, католиками, поляками, украинцами, прибалтами или крестьянами.
В тысяча девятьсот двадцать первом семнадцать из двадцати двух народных комиссаров были евреями. Для них это перестало иметь значение, но Сталин им этого не забыл.
Ветка комментариев
Посмотрим, если я когда-нибудь до неё таки доберусь)).