5

Толковое предисловие Зенкина, которое лучше читать после Барта: многое из цитируемого при встрече уже в оригинале не так бодрит. Причём вступительная статья состоит из фрагментов «Фрагментов» на добрую треть.

Стойкое желание продолжать чтение Барта и — о Барте: обязательно должно быть, чтобы он многажды обильно влюблялся. Тем более достойна достигнутая степень смерти автора, с учётом выверенных сносок — упоминаний бесед с невымышленными лицами. Нежность (ирония?) Tabula Gratulatoria в отношении этих последних изумительна. Вообще спасибо за «Поздравительный список», непременно нужно всё читать. Бартовская удивительная эрудиция заразно (ах, почти любовно) возбуждает.

Решительно трезвый текст, выступающий в защиту древнейшего, популярнейшего и единственного повального дискурса, — кроме дискурса о той, что валит Сама. Отборные слова; создаётся также впечатление конгениальности русского перевода. Прозрачное, непредвзятое и чуждое оценивания вслушивание, вговаривание в чудо Речи. И едва ли только речи влюблённого. Испытующий взгляд Барта есть явление беспримерно тактичной оптики. Удивление перед лицом навязчивого и сладкого бреда, истощающей солилоквии, невинности «воображаемого, безразличного к правилам и обычаям знания».

Что я думаю о любви? — В общем и целом — ничего. Мне хотелось бы знать, что это, но, будучи внутри, я вижу ее в существовании, а не в сущности. То, о чем бы я хотел знать (любовь), есть та самая материя, которой я пользуюсь, чтобы говорить (любовный дискурс). Рефлексия мне, конечно же, дозволена, но поскольку она тотчас вовлекается в коловращение образов, то никогда не становится рефлексивностью; исключенный из логики (которая предполагает внешние по отношению друг к другу языки), я не могу претендовать на здравомыслие. А потому, веди я дискурс о любви хоть целый год, понятие о ней я могу надеяться лишь ухватить «за хвост» — отдельными проблесками, формулами, неожиданными выражениями, рассеянными по всему великому потоку Воображаемого; я нахожусь в любви на гиблом месте, каковое есть и ее же блистательное место: «Самое темное место, — гласит китайская пословица, — всегда под лампой».